Федор Успенский - История Византийской Империи VI – IX вв. Том 2.

Вся обстановка, в которой происходит рассказанное событие, обличает современный событиям рассказ и, в свою очередь, служит оправданием того факта, который и в X и XI столетиях мог быть наблюдаем и исторически засвидетельствовал зависимость славянских крестьян от митрополии Патр. Официальное подтверждение тому находится в синодальном послании патриарха Николая II (1084–1111) к царю Алексею I Комнину, в котором патриарх защищает привилегии митрополии Патры, дарованные ей царем Никифором по случаю чудесного избавления города от варваров, как названы в этом акте славяне.

Что касается славянских поселений в других местах Греции, наиболее данных сохранилось о милингах и езеритах, живших в горных ущельях по склонам горы Таигета. Они неоднократно доставляли много хлопот византийскому правительству набегами на населенные греческие места и восстаниями. Хотя большинство их обращено было в христианство духовенством митрополии Патр, но все же исключительность положения их и известная внутренняя самостоятельность удерживается весьма продолжительное время 18.

В начале XIII в., по завоевании Греции крестоносцами IV крестового похода для подчинения милингов франки должны были построить две крепости, Мистру и Майну. Рифмованная французская хроника, известная под именем Морейской, дает весьма любопытные сведения не только о политической роли этого свободолюбивого славянского племени, но и об особенностях его быта и административного устройства 19. Когда милинги принуждены были сдаться франкам, то они поставили условием, чтобы за ними была сохранена их свобода, чтобы на них не было наложено податей, и чтобы вассальные отношения их были понимаемы в том смысле, как в прежнее время господства империи 20. Автор хроники вполне понимает, что франки в этом случае имели дело со славянами 21.

Не останавливаясь более на вопросе о славянских поселениях в Греции, который в половине прошедшего столетия слишком занимал умы греческих и славянских ученых и который, будучи приведен к его реальному значению, не может в настоящее время служить камнем преткновения и соблазна даже для греческих патриотов, сверх меры чувствительных к вопросу о чистоте своей расы, переходим к заключительной оценке поднятого Фальмерайером горячего спора 22. Несмотря на увлечение и сознательное нежелание признаться в ошибках, которые были ясно доказаны, несмотря на то что, как теперь можно считать несомненным, он всем пожертвовал эффекту чрезвычайного открытия и заведомо несостоятельного обобщения, Фальмерайер оказал бесспорную и притом весьма ценную услугу науке. Прежде всего он побудил греков и славян глубже заняться исследованием источников и точней определить область распространения славян по Греции. Особенно важными результатами сопровождались исследования, направленные к выяснению географических терминов и местных имен на греческом полуострове, а равно элементов славянского языка в новогреческом. Что касается местных имен, в этом отношении остается значительная разность в выводах между греческими и славянскими учеными. Гопф допускал на 40 географических имен одно славянское. Папарригопуло считал возможным полагать одно славянское имя на десять греческих. Славянские и русские ученые держатся мнения, что три четверти географических имен в Греции славянского корня. Греческий национальный взгляд особенно резко выражен у Сафы 23, но нужно признать, что он стоит на неверной дороге. Он отрицает славянство за такими, например, словами, как Елова, Соха, Пескова, Старова. Он даже утверждает, что чуждые поселения в Греции были совсем не славянские, и доказательство на то приводит в том, что у писателей, поселившихся в Греции, этнографический элемент именуется Σ9λάβοι, а не Σλάβοι. Выводы о влиянии славянского языка на новогреческий можно находить у Крека и у Миклошича.

Борьбой с теорией Фальмерайера открывается пробуждение интереса к средневековой греческой истории, которою греки пренебрегали более, чем это следовало. С тех особенно пор начали изучать древних писателей, стали искать свежего материала в полузабытых архивных делах, в актах патриархата и различных монастырей, в библиотеках и архивах тех стран, с которыми средневековая Греция имела политические или торговые сношения и связи. Вследствие этого пробуждения появились на свет вновь открытые писатели и памятники литературы духовного и светского содержания, которыми бесспорно доказывается как непрерывность греческой истории, так и принадлежность нынешней греческой нации к тому корню, от которого хотела оторвать греков смело пущенная в оборот теория немецкого ученого. Успехи изучения греческой истории имеют влияние на судьбы изучения славянства, т. к. вновь поступившие в обращение материалы осветили некоторые стороны ранней славянской истории, выдвинув в особенности тот факт, что Византийская империя, приняв в свои пределы много славянского населения и не успев поглотить или ассимилировать его, не может быть понимаема и изучаема в смысле прямого и естественного продолжения эллинской истории, подобно тому как империя Карла Великого не есть продолжение Римской империи.