Михаил Давыдов - Оппозиция его Величества

Наши герои были и в этом смысле воспитаны русским XVIII веком, притом что только Сабанеев и Ермолов служили действительную в то время, правда, успев повоевать под началом Суворова. Время Александра I может называться переходным между екатерининским и николаевским в данном аспекте, но кажется, что только потому, что в 1805–1814 гг. шла перманентная война, неизбежно повышающая число степеней свободы или, что то же самое, «портящая война». (Эту фразу Д. В. Давыдов приписывает цесаревичу Константину Павловичу.) Можно сомневаться, что наши герои сделали бы свои карьеры, т. е. добились бы положения, которое занимали, в мирное время, видимо, за исключением Воронцова и Киселева. Они были, не теми людьми, которых цари ценят в мирное время. Напомню, что говорил Закревский о Сабанееве — отличный генерал для войны. Это проблема вечно острая для всех армий.

И идеал отношений между начальниками и подчиненными также исходил из лучших образцов XVIII века. Вот что писал Ермолов о том, кто для него, как и для тысяч русских воинов был эталоном командира, — кн. П. И. Багратионе: «Обязательный и приветливый в обращении, он удерживал равных в хороших отношениях, сохранил расположение прежних приятелей. Обогащенный воинской славой, допускал разделять труды свои, в настоящем виде представляя содействие каждого. Подчиненный награждался достойно, почитал за счастие служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою; никогда подчиненный не повиновался с большею приятностию. Обхождение его очаровательное!» [194]Д. В. Давыдов говорил, что кн. Багратион «умел всегда сохранить преимущества своего сана без оскорбления чьего бы то ни было самолюбия».

Естественно, наши герои в меру темперамента и воспитания реализовывали этот идеал, доказательства чему уже приводились (даже с «ярым» Сабанеевым все не так просто, как писал В. Ф. Раевский). А вот мнения некоторых современников о Ермолове — начальнике. «Я люблю видеть сего Ахилла во гневе, из уст которого никогда не вырывается ничего оскорбительного для провинившегося подчиненного»; «в офицерском кругу был он душею весь нараспашку, здесь не было чинов, и офицеры, забывая их, никогда не забывали, что находятся перед Ермоловым, к которому привыкли питать глубокое уважение, благоговейную любовь и преданность». Показательный эпизод приводит П. Х. Граббе. Под Дорогобужем во время отступления в 1812 г. Ермолов послал его к Дохтурову с приказом тому немедленно выступать. Во время поисков Дохтурова, пишет Граббе, «несколько знакомых артиллеристов остановили меня, уговорили, стащили почти с лошади, усадили с собою на траве и подали мне стакан чаю. Все это время я был в каком-то забытьи, не размышляя, зачем я тут, не помня, куда послан». «Остолбенение» закончилось при громе пушек отступающего русского арьергарда. Граббе бросился исполнять приказ; Дохтуров давно уже ждал его. В Главной квартире недовольный Ермолов спросил Граббе о причинах задержки: «Не зная, что отвечать, я только взглянул на него с смущением. Проницательным и быстрым своим взглядом он всмотрелся в меня и не сказал более ни слова, ни тогда, ни после. К счастию, арьергард не был нисколько задержан; иначе намерение мое было принято загладить ошибку одним средством, которое мне оставалось». Именно такой стиль отношений Давыдов и называет «благородным обхождением»; он при этом совершенно не означает, что начальник потакает подчиненным.

При всем том не нужно идеализировать русскую армию XVIII в. Там также была жестокость, которой не может не быть, если кто-то получает возможность безнаказанного издевательства над людьми. Там тоже были поклонники муштры и шагистики. Там исчезали целые рекрутские наборы. В 1795 г., к примеру, из 400 тысяч солдат списочного состава русской армии не хватало 80 тысяч, т. е. 20 %. Да, у русской армии XVIII в. было немало недостатков. Но, как точно заметил Вл. Лапин, «следует помнить, что эта внешне несколько расхлябанная армия умело маневрировала, не боялась недостатка провианта и фуража, смело шла в бой против превосходящего по силам противника». Противопоставление ее армии Павла и Павловичей должно идти не по линии «хорошо-плохо»; и разница была, так сказать, методологическая, — в господствующем подходе.Давыдов ничего не выдумал в той концепции армии, о которой шла речь выше. Вот, что писал гр. С. Р. Воронцов, отец М. С., во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг.: «Если солдаты будут иметь амбицию и будут сохранять строй непоколебимо, то и непобедимы будут от каких бы превосходных сил ни было, и ничто против них стоять не будет. Я разумею, что сии подробные поучения и толкования каждому рядовому господам ротным командирам трудны покажутся, но знаю то, какая великая разница есть командовать людьми, прямо выученными, совершенно знающими долг своего знания и преисполненными благородным честолюбием или такими, кои под именем солдата образ мыслей и дух крестьянства сохраняют. Сколь лестно первыми и сколь грустно последними предводительствовать!» [195]Наши герои думали так же (хотя, естественно, ничего не знали о мыслях гр. С. Р. Воронцова, исключая его сына). Можно вспомнить хотя бы ермоловские приказы войскам Кавказского корпуса, которые он сам называл «римскими» и где обращался к солдатам «товарищи!».