Юрий Алексеев - Под знаменами Москвы

Под 1468/69 г. новгородский летописец сделал запись: «Возмутившимся хрестианом о неправды в Великом Новгороде написаша грамоту и крест на ней человаша. И в ту же неправду внидоша». Конкретный смысл «неправды» и содержание крестоцеловальной грамоты остаются неясными. Но перед нами отражение каких-то достаточно важных событий, «возмутивших» Великий Новгород. Что это за события, можно только гадать. Не исключено, например, что именно в то время в новгородской политике происходил поворот, связанный с очередной сменой власти. Так как до этого времени, начиная примерно с конца 1463 г., у власти стояла, по-видимому, умеренная группировка, пытавшаяся поддержать отношения с Москвой, возникает мысль: не связана ли приведенная запись с приходом к власти представителей другой ориентации? Новгородский летописец отнесся к этим событиям с достаточным пессимизмом: «…аще не обратитесь, оружие свое очистить и лук свой напряжеть, уготова в них съсуды смертные» 23 . Во всяком случае, политическое положение в боярской республике было отнюдь не стабильным.

17 января 1469 г. архиепископ Иона отправился в свою последнюю поездку «к своим детям, меньшому брату Великого Новгорода, на своя старины и пошлины». Его сопровождал посадник Лука Федорович и весь владычный двор, «а в дому ся оста Пумин ключник на вся дела» 24 . Итак, одним из ближайших людей к архиепископу, фактически вторым лицом после него оказался ключник Пимен (Пумин), облеченный полным доверием владыки [13]. Судя по всему, он важная фигура на политическом горизонте Новгорода. 22 января Псков торжественно встречал владыку и его сопровождавших, а 5 февраля проводил их «с честью и до рубежа» 25 .

Поездка владыки во Псков непосредственно связана с серьезным мероприятием, проведенным за несколько месяцев до этого псковскими церковными властями. В октябре 1468 г. они составили и положили в свой ларь у Троицы «грамоту из Номоканона… о своих священнических крепостях и о церковных вещех». «Священноиноки и священники» всех пяти псковских соборов добились утверждения грамоты на вече. Отныне поддерживать «крепость духовную» псковской церкви должны были светские власти Пскова («зане же здесь правителя всей земли над нами нетуть»), а непосредственное управление церковными делами вручалось двум избранным попам 26 .

Нововведение было явно направлено против архиепископа и встретило с его стороны решительное осуждение. «Яз тоа сам хочю судити здесь, а вы бы есте тую вынем грамоту подрали», — заявил он псковичам. Они, однако, ответили не менее решительным отказом и требованием утвердить грамоту: «Тоа грамота от всего священства из Номоканона выписав… по вашему же слову, как есть сам… преже сего был в дому святей Троици… и велите и благословляете… с своим наместником, а с нашим псковитином всякиа священнические вещи по Номоканону правити». Владыка вынужден был согласиться на арбитраж митрополита Филиппа («о том к вам откажю, как ми повелит о сем управити»).

Таким образом, псковские власти вовсе не расстались с мыслью добиться церковной независимости от архиепископа. И так же, как в вопросе о создании псковской епархии, Москва поддержала новгородского владыку (и очевидно, из соображений столь же канонических, сколь и прагматических). В октябре 1469 г. посол великого князя боярин Селиван (по-видимому, Селиван Глебович Кутузов) и митрополичий посол «на имя Глеб» привезли во Псков благословение и грамоту митрополита, отменившую псковские нововведения. 5 января 1470 г. грамота, «кая была из Номоканона писана», была извлечена из ларя и «подрана», «а лежала у лари тоя грамота положена год да пол третьи месяца» (т.е. с 20 октября 1468 г.) 27 . Через два дня, 7 января, псковичи посылают в Новгород послов, которые должны были не только доложить владыке об уничтожении «крамольной» грамоты, но и выяснить вопрос «о порубленом гости и о тех людех, которые в Новгороде от посла отняли». В псковско-новгородских отношениях при их мирной форме накапливалось достаточно горючего материала. Одновременно псковичи нашли необходимым обратиться и «на Москву, к великому князю, к своему государю, о своих делех». В великое говенье, т.е. после середины марта, послы возвратились из Москвы, «из Новгорода людей порубленных только головами выняв, а седели в Новгороде больши полугоду в порубе». Захват новгородцами псковских людей, приехавших в Новгород, и заточение их в «поруб» произошло летом 1469 г. Мирные отношения «старшего брата» к «молодшему» не были ни искренними, ни прочными.