Ольга Грейгъ: Красная фурия, или Как Надежда Крупская отомстила обидчикам

К слову сказать, советские авторы умышленно теряли не только величие Русской Империи, но и конкретных людей, имеющих непосредственное отношение даже к этой частной истории. Например, тщательно избегалось упоминание о том, кто и откуда были матери этих рано осиротевших детей — Саши и Кости Крупских и Лизы и Оли Тистровых.

Итак, уже указывалось, что дети русских офицеров не могли быть брошены на произвол судьбы. В ту эпоху существовала такая практика: опекать детей погибшего (умершего) сослуживца-товарища, ненавязчиво вести по жизни. С такими детьми поддерживались связи, пристраивали в приличные дома, давали рекомендательные письма. Часто это затрагивало и такую трепетную область, как создание семьи. Нельзя назвать сводничеством то, что при определенных обстоятельствах молодых людей представляли друг другу знавшие их отцов былые сослуживцы, сохранившие добрую память по своим товарищам. Это являлось нормой здорового общества. Так на одном из светских вечеров познакомились Константин Крупский и Елизавета Тистрова; и произошло это во время учебы обоих в Санкт-Петербурге. Это было в доме родного брата Василия Ивановича Тистрова, — Петра Ивановича, проживавшего в Санкт-Петербурге и искренне заинтересованного в благополучной судьбе племянниц-сирот Лизы и Оли. Знакомство ни к чему не обязывало, но молодые люди знали о существовании друг друга и могли со временем явить собой неплохую пару: оба из семей военных, оба сироты. Однако знать друг о друге в таком положении, когда нет самых-самых близких — это некая особая ответственность. И когда их связало… несколько почтовых поздравлений с днем ли ангела, с Пасхой или с Рождеством, — они мысленно могли уже думать друг о друге как о женихе и невесте.

По прошествии нескольких лет Елизавета Васильевна решается предпринять путешествие из Петербурга в польский городок Кельц, куда ее пригласил приехать поручик Крупский. Она получает рекомендательные письма к виленской помещице Русаковой, у которой останавливается как гостья (а не работает там гувернантской и не учит троих детей богатого местного «зверья»; «Какое это было зверье — помещики», — устами Лизы Тистровой воскликнут дегенерированные советской идеологией агитпроповцы).

Пробыв в гостях чуть более месяца, Елизавета Васильевна возвращается в Санкт-Петербург, чтобы и дальше вести дела своей частной школы. Возможно, будущее молодых людей уже предрешено; в 1867 г. в северной столице открылась Военно-юридическая академия, куда в числе первых подает рапорт и Константин и поступает вместе со старшим братом Александром. Елизавета живет у своих родственников в центре города на Офицерской улице, что возле Мойки. Рядом находится академия, где учится ее возлюбленный. В этот же год состоялось их обручение, а еще через год — венчание. И 14 февраля 1869 года у них родилась дочь, названная живительным именем Надежда.

В 1869 г. Константин Игнатьевич закончил Военно-юридическую академию и получил диплом 2-го разряда. Советская литература подает нам это как месть начальника академии, «убежденного реакционера и монархиста» за связь К. Крупского с мифическими «передовыми русскими офицерами и членами народнической организации «Земля и воля», — вот, мол, и получите диплом 2-го разряда, что будто бы «автоматически лишало возможности быть военным прокурором». Не будем даже делать ссылки на авторов, поскольку заложенная единожды в 20-е годы XX века ложь плавно перетекает в исторические, публицистические, художественные и малохудожественные лживые книги XXI века… Константин Игнатьевич получил серебряную медаль (тогда как диплом 1-го разряда- это золотая медаль отличнику; были дипломы и 3-го разряда), так что «автоматически лишить возможности быть прокурором» его могли только советские писатели, заново создававшие историю великой Руси, приводя ее в соответствие со своими порочными и грязными измышлениями.

Советские «летописцы», пороча отца Надежды Крупской, обязательно делали яркий акцент на его любви к… евреям. В 1870 г. он вместе с семьей переезжает в знакомые места, в Польшу, получив назначение начальником юридической службы уезда в Гроеце. К слову сказать, будь он замечен в связях с революционерами, — подобного ответственного поста ему б не видать. Здравомыслящий русский офицер, каковым и был Константин Крупский, не собирался становиться «неблагонадежным», водя знакомства с психопатами, желающими переустройства мира в пользу заокеанского масонства, не думал лишать своих детей привычного и устойчивого быта и надежного будущего. Измышления красных агитпроповцев — и то, что Константин Игнатьевич в 1872 года получил постановление конференции I Интернационала о статистической переписи сельскохозяйственных рабочих, за что был уволен и осужден Варшавской судебной палатой аж по 22 пунктам, в том числе за «знание польского языка, умение танцевать мазурку» и другой бред сивой большевистской кобылы. Однако подобное постановление I Интернационала о сельскохозяйственной переписи имело место, и проводилось оно одновременно и тайно агентами этой преступной организации не для «вскрытия системы эксплуатационного наемного труда в сельском хозяйстве», а, чтобы систематизировав и проанализировав, разрушить уникальную систему землепользования, землевладения и земледелия в Российской Империи. И это очень любопытная тема, требующая особого исследования. (Интерес коммунистов к теме российского сельскохозяйственного устройства можно отследить в трудах К. Маркса, Г. Плеханова, В. Ленина, др.)