Андрей Никитин - Исследования и статьи

Так получается, что даже если вернуться к первоначальному прочтению С. А. Высоцким синтагмы, заключающей в себе объект сделки, имя продавца и покупателя ( «землю княгыни Бояню Всеволожаа»), анализ остального текста всё равно ведет к заключению о высоком социальном статусе Бояна и к его связям с болгарским этническим массивом в Киеве XI в.

Приводя эти факты, я отнюдь не утверждаю обязательное тождество Бояна купчей и Бояна «Слова о полку Игореве», однако параллели достаточно ярки и красноречивы, чтобы задуматься об исчезающей вероятности одновременного существования во второй половине XI в. в Киеве двух разных людей, обладавших одним именем и сходными чертами биографии [37] Впервые попытку наметить возможные контуры биографии Бояна, поэта второй половины XI в., предприняли Н. В. Шляков ( Шляков Н. В. Боян. // ИпоРЯС, т. 2. Л., 1928, кн. 2, с. 483–498), а за ним — В. Ф. Ржига ( Ржига В. Ф. Несколько мыслей по поводу вопроса об авторе «Слова о полку Игореве». // ОЛЯ АН, т. XI, вып. 5, М., 1952, с. 428–438). . Сведения, содержащиеся в «Слове…» о Бояне (а теперь нет никаких оснований продолжать игнорировать этот источник), рисуют поэта XI века человеком эрудированным, достаточно независимым, выступающим на стороне Святослава Ярославича и его сыновей, Романа и Олега, в их борьбе против Всеволода Ярославича и Владимира Мономаха за отцовское наследство [38] Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 135–278. . При этом косвенным подтверждением близости Бояна семье Святослава Ярославича служат не только вычлененные фрагменты поэмы Бояна из текста «Слова…», но и изготовление именно для Святослава Ярославича Изборника 1073 г., являющегося творчески переработанной копией с «Изборника» царя Симеона [39] Жуковская Л. П. Изборник 1073 г. Судьба книги, состояние и задачи изучения. // Изборник Святослава 1073 г. Сборник статей. М., 1977, с. 10. , хранившегося, скорее всего, в личной библиотеке Бояна.

О том, почему «земля Боянова» была продана жене Всеволода Ярославича, сейчас можно только гадать, как, впрочем, о судьбе самого Бояна и стечении обстоятельств, по которым продавцом наследственного владения «внуков Семионовых» выступала «княгиня Боянова», а не он сам. Причины могли быть самыми разными, начиная от смерти поэта, трений с новым киевским князем после его решительной победы над племянниками в 1079 году и кончая отъездом — на Дунай, где в 80-е годы XI века, одновременно с внутренними потрясениями в Византии, активизировалось движение болгар за освобождение, или к вернувшемуся с Родоса Олегу Святославичу. Как бы то ни было, факт ликвидации наследственного владения налицо, причем это событие могло иметь место в достаточно широком временном интервале — от 1079 г. (битва на «Нежатине ниве») до 1111 г. (смерть вдовы Всеволода Ярославича), хотя, вероятнее всего, его следует ограничить 80-ми или началом 90-х гг. XI в.

Вполне вероятно, что именно политическая подоплека отторжения «Бояновой земли» от его бывшего владельца заставила поместить «противень» подлинной купчей на одной из фресок главного храма Киева, призвав гарантом сделки софийский клир во главе с его благочинным, а вовсе не практика «утверждения земельных актов церковью» , как посчитал в свое время Я. Н. Щапов, предположивший даже, что «пергаменного экземпляра (купчей. — А. Н. ) могло не существовать» [40] Щапов Я. Н. Государство и Церковь Древней Руси X–XIII вв. М., 1989, с. 106–107. . Присутствие соборных попов в качестве «послухов» никоим образом не дает оснований для такого утверждения, тем более, что в самом тексте документа можно найти прямое указание на функцию свидетелей, подтверждавших не столько факт продажи земли, который в отсутствие продавца и покупателя осуществляли представители сторон, сколько достигнутое соглашение о ее цене. На последнем стоит остановиться особо, поскольку имеющиеся в тексте данные впервые приоткрывают процедуру подобной сделки.

Как я уже отметил, при изложении сделки в купчей нотарием было использовано два глагола — «крити» и «купити» — до последнего времени воспринимаемых филологами как равнозначные, что отмечено во всех словарях древнерусского языка и в словоуказателях к текстам. Действительно, при наличии одного только глагола «крити» ( «шед на търг крити себе ризу» [41] СРЯ, вып. 8, М., 1981, с. 59. , т. е. «шел на рынок купить себе одежду») замена его глаголом «купити» вроде бы смысла не меняет. Но, исходя из предположения о жесткости формуляра купчей и особого, как можно убедиться, значения этой сделки, следует полагать, что между указанными глаголами существовало определенное смысловое отличие, поскольку каждый из них отражает разные этапы одного процесса.