Евлампий Поникаровский - С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

Больше чем кто-либо другой из штабных работников я был привязан к своему сундучку с документами и картами. Когда выпадали свободные от дел минуты, я в первую очередь брался за «Журнал боевых действий» и охотно листал его страницы. Они мне рассказывали о всех важнейших событиях в жизни полка — это была его биография. Продолжать биографию полка сейчас доверено мне. С большим интересом читаю скупые записи жизни полка.

«…21 апреля 1942 года полк поднят по тревоге, ночью погрузился в вагоны, попрощались с Урюпинском и поехали в южном направлении. Через двое суток прибыли в город Сальск Ставропольского края. Такая переброска — „подальше от войны“ многих из нас озадачила, ожидали, что наконец-то нас везут, видимо, ближе к передовой. Надо же фашистов останавливать, не замышляется ли какой-либо новой каверзы? Выяснили, что нет, новой каверзы не предвидится, а перевезли сюда на довооружение и сколачивания боевых порядков полка, приближенных к боевой обстановке».

«В середине июня покинули и уютные берега реки Сал, здесь мы располагались лагерем. Поднялись по боевой тревоге и совершили трехсоткилометровый марш.

Достигли станицы Кисляковской уже Краснодарскрго края. Здесь было приказано подготовить оборонительный рубеж по левому берегу реки Ея. Сводки Информбюро сообщают, что противник продолжает движение на юг. Недалека, видимо, и наша встреча с врагом. На душе радостно и неспокойно. Лица казаков стали еще суровее. От слов сводок Совинформбюро все сильнее закипала ненависть, они звали в бой к мести. А вечерами казаки подходили молча к своим парторгам и так же молча подавали тетрадные листки, обертки от махорки или концентратов с короткими, карандашными строками: — „Скоро и мы пойдем в бой, прошу принять меня в ряды большевистской партии. В бой хочу пойти коммунистом“, и еще короче — „В бою считайте меня коммунистом“».

Еще в Сальске парторганизация полка выросла на 197 человек. Среди вновь вступивших в партию были: командир 2-го эскадрона И. П. Ходарцев, командир саперного взвода А. О. Оболенцев, отец и сын Мериновы, командир взвода 1-го эскадрона И. И. Кизин, минометчики М. М. Пантелеев, К. Ф. Рудиченко, артиллеристы Киреев и Битюков, пулеметчики Першиков и Бузулуцкий и многие, многие другие. На оборонительном рубеже на реке Ее стали полностью партийно-комсомольскими: взвод полковой разведки, первый и пулеметный эскадроны и минометная батарея. Это уже сила!

24 июля 1942 г. немецко-фашистские войска ворвались в Ростов и переправились через Дон в нижнем его течении. Началось наступление врага на Кубань. Эта оглушающая весть нам стала известна через день. Вечером 28 июля, оставив приготовленные позиции по реке Ея, полк ускоренным маршем двинулся навстречу врагу, чтобы на высотах перед станицей Кущевской занять оборону.

Казаки сражались с лихостью и отвагой и за Кущевскую, и за соседние со станицей хутора. В «Журнале», правда, очень скупо, но записаны боевые эпизоды и названы имена героев боев.

Эскадроны 25-го атакуют хутор Бирючий. По балке, справа и слева от нее, казачья цепь медленно, но упорно подбирается к хутору. Противник ведет шквальный ружейный, пулеметный и минометный огонь. Простреливается, кажется, каждый метр. В наступающей цепи находится командир дивизии полковник Горшков. Он специально приехал к урюпинцам. Бой этот для казаков первый, и он не хочет, чтоб его земляки дрогнули.

И вдруг недалеко от себя комдив видит: двое седобородых, усатых казаков идут вперед неспешным шагом и изредка постреливают из карабинов. Ни перебежек, ни переползаний по-пластунски. Вокруг взвизгивают пули, с треском лопаются мины, а им хоть бы что: шагают себе, словно на утиной охоте. Полковник рывком бежит к «охотникам», прыгает в воронку. Он в гневе, подзывает их к себе, приказывает укрыться в воронке, сам сверлит яростным взглядом.

— Ага, узнаю землячков… Никита Фокиевич Концов и Георгий Иванович Шурыгин?

— Так точно, они самые и есть.

— Геройствуете? Смотрите, мол, как бесстрашно идут в атаку бойцы легендарной Первой Конной. И пулям не кланяются, и смерти не боятся, а?

— Мы уже стары, Сергей Ильич, — сдержанно отвечает Никита Фокиевич, — стары, говорю, чтоб кланяться фашистским пулям. И не пужливы.

— А тебе, Сергей Ильич, — добавляет Георгий Иванович, — поостеречься надо бы, не пихать голову куда не след. Не рядовой. Не за себя думай — за всех. Спросится!

— Ха, они учить взялись меня!

— Ладно, хватит гутарить. Пойдем, Фокиевич.