Жан Маркаль - Тайна святого Грааля - От Ренн-ле-Шато до Марии Магдалины

Имя «Брюнисанда» заставляет вспомнить о героине второй ветви «Мабиноги» — Бранвен, сестре Брана Бендигейда, чье имя, как мы уже говорили, может означать «Белый ворон». Впоследствии, несколько изменив форму, оно поменяет и свое значение: в истории о Тристане Бранвен превратится в прислужницу Изольды Брангену, то есть в «Белое чрево (грудь)»; мы уже упоминали, что ее брата Брана называли «чревом», поскольку он владел магическим котлом, ставшим одним из прообразов святого Грааля. Впрочем, Брюнисанда напоминает еще одну героиню, загадочную Императрицу, являвшуюся Передуру в многочисленных обличьях, в том числе и в облике «Черной девицы». Кроме того, в другом отрывке, где автор описывает наряд Брюнисанды, отмечена ее «шапочка с павлиньими перьями», что отсылает нас к другому образу: Юноне (Гере), чьим символом был павлин, даровавший богине все цвета радуги. Завуалированное присутствие этого символа лишь усиливает сияние, исходящее от хозяйки волшебного сада.

Столь небольшая деталь, как птицы в саду Брюнисанды, чье волшебное пение утоляет ее печаль, вне всякого сомнения, восходит к древней кельтской мифологии, что позволяет провести параллель между Брюнисандой и уэльской богиней Рианнон (Ригантона, то есть «Королевская»), героиней первой и третьей ветвей «Мабиноги». Во время своих бесчисленных странствий она встретила будущего супруга, короля Пуйла, государя Аннуина («хозяина Бездны»), чье имя в измененной форме можно узнать в имени Пеллес: так зовут Короля-Рыбака в «Перлесво» и «Поисках святого Грааля». Во второй ветви «Мабиноги» мы находим и птиц Рианнон, которые своим волшебным пением заставляют забыть обо всем спутников Брана, веселящихся на пиру Бессмертия: «И из всего их горя они не помнили ничего, ни того, что случилось с ними, ни прочих печалей» (Мабиногион. С. 39.). Изображение окруженной птицами Рианнон, чей образ предвосхитил христианские представления о «Деве с Птицей [22] Ее изображение представлено в древнем ирландском соборе в Килкенни, в котором сохранился барельеф, запечатлевший «Троицу»: на правом плече «Богини Матери», держащей на коленях младенца Иисуса, сидит птица, символ Духа Святого. », можно найти и на чеканных стенках знаменитого котелка из Гундеструпа. Не будем забывать и то, что традиция, берущая начало в романе «Жизнь Мерлина» Гальфрида Монмутского, приписывает знаменитой фее Моргане способность превращаться в птицу; принимать птичий облик может и ее ирландский двойник, фея Морриган («Великая королева»).

Обилие параллелей и аналогий, появляющихся между этими образами, заставляет отказаться от мысли о простом совпадении: вне всякого сомнения, роман «Джауфре» был создан по мотивам кельтских мифов. Более того, несмотря на то, что на страницах «Джауфре» Грааль ни разу не появляется, этот роман следует считать одним из самых архаичных текстов, посвященных теме поисков Грааля. Сходство некоторых отрывков окситанского «Жофрея» с эпизодами «Повести о Граале» Кретьена де Труа отмечалось многими медиевистами; порой даже считали, что окситанский автор, как и Вольфрам фон Эшенбах, попросту обработал роман шампанского поэта, однако подобное утверждение абсурдно. Исследования Риты Лежен, посвященные этому тексту, показали, что «Джауфре» был написан раньше, чем «Повесть о Граале»: похвальное слово, адресованное неизвестным автором «Джауфре» королю Арагонскому (то есть Альфонсу II), позволяет отнести время создания памятника к 1180 году, тогда как «Персеваль» Кретьена де Труа появился на свет в 1190 году. В очевидном сходстве многих деталей этих романов следует винить самого Кретьена де Труа, который довольно часто обращался к произведению окситанского автора. Однако если неопровержимое сходство «Джауфре» и «Персеваля» было отмечено многими, то до сегодняшнего времени почти никто не обратил внимания на отчетливое подобие другой пары: окситанского «Джауфре» и уэльского «Передура». Сходство их проявляется не столько в одинаковых эпизодах, сколько в самой структуре текстов, в основе повествования. Конечно, ни в том ни в другом произведении мы не найдем слова «Грааль»; разумеется, не стоит тратить время на поиски образов Кровоточащего Копья или Отрубленной Головы в «Джауфре». Тем не менее мотив плача, которому предаются Брюнисанда и ее свита, роднит этот эпизод с описанием процессии Грааля в «Передуре». Однако если мы оторвемся от сравнения сюжетных ходов и обратим внимание на то, что служит толчком к развитию сюжета, то обнаружится, что в основе «Джауфре» и «Передура» лежит одна и та же тема, которая заявит о себе и на страницах «Перлесво», — тема кровавого мщения.