Павел Лукницкий - Сквозь всю блокаду

Корреспонденция моя называется «На боевых постах» и уже передана в Москву по телефону. [1] Опубликована в «Правде» 25 июня 1941 г. (Здесь и дальше примечания автора.)

Ночь на 23 июня

До сих пор мне было совершенно не важно, что окна квартиры обращены на запад, до сих пор не приходилось и думать о том, куда именно обращены окна.

Но нынче ночью завыли сирены, зачастили, надрывая душу, гудки паровозов и пароходов, отрезая эту белую ночь от всех прошлых ночей, когда нам спалось бестревожно. И хотя все звуки тревоги скоро замолкли и ночь была до краев налита тишиной, иная эпоха, в которую мы вступили, сказывалась уже и в том, что из своего окна смотришь не во двор, не на корпус противоположного дома, а сквозь него гораздо дальше — на Запад.

Наталья Ивановна присела на подоконник, молча глядела из окна, мерно дыша прохладным, прозрачным воздухом белой ночи. Ее думы, наверное, были точь-в-точь те же, что и мои.

В строгой, через силу спокойной тишине слух старался уловить только легкое комариное звучание — где-то безмерно далеко. И воображение переносило меня от разрушенной Герники к изуродованным кварталам Ковентри и к тому, что случилось меньше суток назад в Минске, в Одессе, в Киеве… Я пытался представить себе: как это бывает? Вот так: сначала легкое комариное жужжание в тихом, спокойном воздухе, потом звук нарастает, близится, потом одуряющий гул — и сразу свист, грохот, дым, пламя, и для многих это — последнее, оборванное болью и тьмой впечатление.

Сейчас в небесах — утренняя заря. Попробую точно записать впечатления этой ночи. Я облокотился на подоконник и думал: где сию минуту находятся, черные в белой ночи, немецкие бомбардировщики? Над вековечными, дремлющими в ночных испарениях лесами? Над полями, пахнущими свежим сеном, полынью, мятой? Над тихими, белесыми, отражающими светлые небеса водами Балтики? Сколько их, этих немецких бомбардировщиков? Тысяча или один? Где наши самолеты? Летят по прямой к ним навстречу или уже пересекли им путь и уже кружат и бьются? И сколько наших на каждый вражеский?

И пока там, в воздухе, происходит бой, всё будет длиться здесь, в Ленинграде, эта ждущая тишина, всё будет напряженным биение миллионов сердец. Наверное, не я один, наверное, тысячи ленинградцев в эти тревожные минуты думают о Кремле. Там, в Кремле, уже, конечно, всё знают, по слову оттуда с аэродромов поднимаются в воздух всё новые и новые самолеты…

Тишина… Прекрасная белая ночь под глубокими, светлыми небесами. Каждый предмет на знакомом дворе словно омыт этой чистейшей ночью. Внизу — грузовик, оставленный на ночь живущим напротив шофером, поленницы дров, булыжник, вчера поутру подметенный дворниками… Гула неприятельских самолетов всё нет…

О себе ли я думаю? Меньше всего о себе, о законченном мною романе (он, конечно, уже не будет печататься в журнале с июльского номера). Я думаю о заводах, которые остановятся, чтоб потом повернуть свои станки на войну; о полях, на которых не будут сжаты рожь и пшеница; о гигантских стройках — они замрут на том кирпиче, что был положен вчера; о мирном, творческом труде миллионов людей — он сегодня оборван; о горе, которое сожмет миллионы сердец, но будет преодолено нашим мужественным народом…

Значит, правильны были стихи, написанные мною в начале 1938 года:

О чем только не передумаешь, чего не вспомнишь в такую ночь!

Пока есть время думать. Может быть, через пять минут я уже буду бегать по этому двору, тушить огромный пожар, вытаскивать раненых из-под обломков?

А ведь многие уже кончили сегодня войну! Уже мертвы, уже совершили свой подвиг!..

…Так размышлял я, облокотившись на подоконник. А Наталья Ивановна вдруг сказала:

— Пойдем к Лихаревым, посидим у них. Если станут бомбить, не хочу рушиться с пятого этажа, хочу лучше с четвертого.

И улыбнулась. А я рассмеялся. И мы пошли по соседству — к Лихаревым.

А потом раздался торжествующий переливчатый звук фанфар.

Первый в Ленинграде отбой воздушной тревоги. Первая победа наших летчиков в первом бою за Ленинград! [2] «…Ленинградцы вступили в бой с фашистской авиацией в первый же день войны. В ночь на 23 июня орудия батареи, которой командовал старший лейтенант Пимченков, меткими залпами сбили бомбардировщик „Юнкерс-88“. Из 12 бомбардировщиков, шедших на Ленинград со стороны Карельского перешейка, гитлеровцы на подступах к городу потеряли 5. После этого памятного для фашистов налета они в течение месяца не появлялись над городом…» (Я. Кекало. Советские зенитчики. М., Воениздат, 1959, стр. 51),