Сергей Марков - Путь к Большой Земле

Над прибрежным холмом, где стояла юрта Левашева, поднялся деревянный крест с надписью: «Съ 1768 на 1769 г. зимовалъ здесь съ судномъ флота капитанъ-лейтенантъ Левашевъ».

В мае 1769 года у Левашева было двадцать семь больных цингой. Судьба была еще милостива к людям «Святого Павла». От этого недуга во время зимовки умерли лишь три человека. Были и другие потери. Казак Салманов — гот, что когда-то записывал рассказы Глотова, — вместе с квартирмейстером Шараповым пошли однажды на охоту да так и не вернулись. Никто не мог узнать, где они сложили свои головы.

Один алеутским начальник — тойон, сблизившись во время «веселостей» с русскими, согласился пойти на поиски Петра Креницына. Алеутский начальник собрал сто байдар и двинулся в сторону Аляски. В пути его люди бились с враждебными воинами, осыпавшими стрелами флотилию мужественного уналашкинца. Но тойон свято хранил письмо, данное ему Левашевым для передачи Креницыну.

Петр Креницын в то время тоже составлял скорбный список жертв зимовки на Унимаке. У него умер ли тридцать шесть человек. Смерть унесла Степана Глотова, Афанасия Дудина-большого, подштурмана Конона Ларионова, двух штурманов — С. Чиненого и М. Крашенинникова, промышленных А. Дружинина, М. Лебедева и Н. Новоселова [91].

Оставшиеся в живых, отдавая последние почести погибшим героям, обтесывали лиственничные бревна и сколачивали из них высокие и грубые кресты. Креницын приказал построить еще один «особливый большой крест», водрузить на нем крест из меди, а в углубление в нем вложить записку о пребывании «Святой Екатерины» у берегов Аляски и Унимака.

Петр Креницын во время зимовки тоже писал научные заметки о трех землетрясениях 1769 года. Люди «Святой Екатерины» за время пребывания на Унимаке сделали много для исследования «Лесного острова» — Аляски [92].

Горсть унимакских зимовщиков, изнемогавших от цинги, в мае 1769 года неожиданно увидела две байдары, вошедшие в пролив. Над одной из них развевался белый флаг, как потом оказалось — холщовый платок на шесте. Алеуты, сидевшие в байдаре, громко выкрикивали имя капитана Левашева,

Люди Креницына обезумели от радости, встречая посланцев Левашева. Отважный тойон с Уналашки рассказал, что он потерял девяносто восемь байдар, а все же пробился к Унимаку. Он вручил Креницыну письмо из залива Игунок.

Начальник экспедиции, прочитав это послание, покачал головой: Левашев звал «Святую Екатерину» к себе на Уналашку, не зная, что Креницын и его зимовщики сами едва держались на ногах.

Тойон уналашкинских алеутов вытирал обильный пот холщовым платком, снятым с древка Он и два его приближенных пили в юрте Креницына кяхтинский чай с китайскими леденцами. Перед тойоном лежали богатые русские подарки — сукно, ножи, цветной бисер.

Алеутский старшина, свершив свой подвиг, бесстрашно пустился в обратный поход с письмом к Левашеву.

В первых числах июня 1769 года Левашев поднял паруса, вывел гукор в большой залив, миновал угрюмую скалу Монах и уже уверенно, по пути, разведанному тойоном, двинулся к зимовке Петра Креницына.

Вскоре оба корабля покинули Северную Америку и пошли к устью реки Камчатки. Изнуренные мореплаватели еле справлялись с парусами.

Первые русские поселенцы Аляски зазимовали в теплых избах Нижне-Камчатского острога.

Наш старый знакомый, казак из чукчей Николай Дауркин, в 1769 году снова искал «Большую Американскую землю» против Медвежьих островов. Все еще была жива мысль Плениснера о близости Америки к устью Колымы,

Дауркин вел с собой трех господ геодезистов — И. Леонтьева, И. Лысова и А. Пушкарева.

Эти прапорщики, вооруженные квадрантами, треножниками и подзорными трубами, тоже надеялись, узреть американский берег. «Земля Андреева не давала им покоя.

Представление о походе казака-чукчи и геодезистов дают карта [93]и «Экспликация» Дауркина 1774 года, особенно последняя.

Они отправились из устья Колымы на запад по берегу моря к речке Убиенной и увидели у озера Хомучева Лаптевский маяк. От устья речки Якутской сошли к морю и шли льдами, оставляя влево высокие береговые утесы, до устья Крестовки. От нее начался перевод на первый Медвежий остров.

Николай Дауркин, конечно, был одержим. На Медвежьих островах он прежде всего кидался на осмотр древних строении, так прочно сидела в нем мысль о русской крепости на Хевуврене, что в Северной Америке. На третьем Медвежьем острове он осмотрел укрепление, построенное незнаемыми людьми из дикого серого камня. И на пятом острове казак-чукча снова стоял у полуразвалившихся крепостных стен, сложенных из плавника.