Сергей Марков - Путь к Большой Земле

Поход от Груманта к Америке надлежало хранить в тайне. Но уже осенью 1764 года в парижской печати было сообщено об этом замечательном предприятии.

Ломоносов в гневе сжимал свои пудовые кулаки. И было от чего. Он набросал тогда горькие строки, найденные потом в его архиве:

«Беречь нечево. Все открыто Шлецеру сумасбродному. В российской библиотеке есть больше секретов. Вверили такому человеку, у коего нет ни ума, ни совести», — записал Ломоносов на обороте рисунка, изображающего рукава Северной Двины.

Он говорил о «шумахерщине», о том, что он, Ломоносов, за то терпит, что старается «защитить труд» Петра Великого, с тем чтобы русские показали свое достоинство всему миру.

«Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют», — писал он дальше. «И места нет…» «Multa tacui, multa pertuli, multa conessi» [78].

Много горечи накопилось у него к тому времени. Он знал, что еще не так давно Иоганн Даниил Шумахер тайно переправил за границу карту славных походов Чирикова и Беринга. В это же самое время Жозеф-Николя Делиль скрипел пером, заполняя наблюдательные листы, которые он завел на каждого русского геодезиста.

Ломоносов негодовал на «злобныя поведения господина Миллера», которого обвиняли в разглашении сведений о походах русских на Северо-Восток.

Кто-то сумел переправить за границу тоже не подлежащую оглашению «Генеральную карту Северного моря». Ее отпечатали в 1749 году в Берлине, указав, что она составлена по последним исследованиям путешественников из Западной Европы.

А чем объяснить такой случай. К осени 1754 года было закончено гравирование «Карты новых открытий в Восточном море». Ее изготовлял И. Ф. Трускотт «под смотрением» Миллера, резал русский мастер И. Кувакин. Но печатной этой карты, кроме одного, якобы пробного ее оттиска, в русских хранилищах не найдено до сих пор.

Тот же Трускотт закончил в 1755 году «Карту земли Камчатки». За ней «смотрел» Миллер.

Делиль, несмотря на резкую отповедь Ломоносова и других русских ученых, однажды пригласил в Сибирь своего соотечественника Жана Шапп д'Отроша. Повод для этого был: 5 июля 1761 года ожидалось прохождение Венеры перед диском Солнца.

Вскоре самонадеянный Шапп появился в Петербурге, откуда поспешил в Тобольск. В то время тогдашний комиссар книжной лавки Академии наук был вынужден донести, что лавка осаждается иностранцами, требующими «Большой Российский Атлас». Эти настойчивые любители русской географии проявляли особую любознательность в отношении карт о русских открытиях в Америке.

Шапп, наблюдая Венеру, не оставил без внимания и такие вопросы, как исследование Камчатки или состояние торговли Китая с Сибирью.

Миллеру наблюдатель Венеры прислал около десятка писем, содержание которых до сих пор неизвестно. Эти послания Миллер хранил в особом разделе своего архива.

Возвратившись во Францию, Шапп д'Отрош написал «Путешествие в Сибирь», полное оголтелой клеветы на нравы сибирских жителей. Сочинение это вышло уже после смерти Ломоносова.

К книге Шаппа были приложены перевод знаменитого труда Степана Крашенинникова «Описание земли Камчатки» и карты Северо-Востока — несомненно, русского происхождения. Более того, неизвестное лицо, давшее предисловие к переводу, обнаруживало прекрасное знакомство с содержанием посмертных рукописей героя исследования Камчатки. Трудно сказать, кто был этот скромный, пожелавший остаться неизвестным, знаток архива Крашенинникова.

Во всяком случае, достоверно известно, что Миллер имел доступ к трем камчатским картам, связанным с трудами Степана Крашенинникова.

Но почему Крашенинников так привлек внимание Шаппа? В год, когда д'Отрош приветствовал явление Венеры, заслоняющей Солнце, его соотечественник Жозеф де Гинь в книге по истории гуннов, тюрок и монголов заявил, что еще в V веке нашей эры Камчатка и Алеутские острова были мостом для сообщения Китая с Америкой. После этого иноземцы и осадили книжную лавку Академии наук, а Шапп д'Отрош стал разузнавать о драгоценном наследстве Крашенинникова, умершего в бедности на чердаке дома на Васильевском острове.

Так пристально следили иностранцы за каждым шагом русских людей в сторону Тихого океана. Слишком много знал об этом Ломоносов. Ему портили кровь и Шумахер, и Делиль, и Шапп, и Тауберт, и высокоумный и злобный Франц-Ульрих-Теодор Эпинус.

«Если не пресечете, великая буря восстанет», — писал Ломоносов за своим дубовым столом.