Роберт Май - Странствие 'Судьбы' (Главы из романа)

- Это все знают. Когда я только прибыл в Сан-Томе и стал служить у Паломеке, мне сказали, что ты плавал по реке Ориноко много лет тому назад. Мне сказали, что ты собрал все племена вместе и сказал им, что тебя послала твоя королева освободить их от испанцев. Они говорили о тебе как о боге. Они говорили, что ты - слуга великой правительницы севера, под началом у которой касиков больше, чем деревьев на острове Тринидад.

- Касик. Как давно я не слышал этого слова.

- Так испанцы называют вождей наших племен.

- Я знаю. Что еще говорят люди на Ориноко?

- Что однажды ты вернешься, - ответил индеец. - Что ты дал слово.

- И как видишь, сдержал.

- Конечно, - сказал индеец как о чем-то само собой разумеющемся. Мужчины не часто дают слово. Но когда дают, то держат его.

В его тоне не было иронии. Каждую фразу он обдумывал и произносил уверенно и убежденно. Меня поражала его по-своему благородная манера держаться. Мне не терпелось расспросить индейца о его жизни, но я подождал. Сейчас главное было расположить его к себе.

- Я уже не служу великой королеве. Королева Елизавета умерла. Я приехал сюда как слуга другого касика севера, короля Якова.

Индеец посмотрел на меня равнодушно.

- Но этот король Яков много лет держал тебя в башне. Ты был его пленником. Мне рассказал дон Паломеке.

- Да, - ответил я торопливо, не желая тратить время на объяснение того, что обвинение в измене было выдвинуто против меня на основании ложных показаний моих врагов. - Скажи мне, а кто ты сейчас?

Индеец свел свои большие руки вместе, будто показывая, что запястья их скованы.

- Пленник Гуоттарола.

Ответ мне не понравился.

- Кеймис говорил, что ты присоединился к нам по доброй воле.

- Человек, который смотрел в сторону? Он умер?

- Да.

- Его убил Гуоттарол?

- Нет. Кеймис убил себя сам.

- Почему? - тихо спросил индеец.

- Кеймис убил себя, потому что не хотел больше жить. Потому что потерял честь. Ты понимаешь? Честь! Индеец посмотрел мне в глаза.

- Я понимаю честь. Я знаю честь. Мой народ - гордый народ. До прихода инков у нас были свои земли.

- Где они? Земли твоего племени?

Индеец на мгновение задумался. Правда, молчание, судя по всему, было вызвано размышлением, а не неуверенностью. Взор его затуманился. Он ответил:

- Вокруг озера Гуатавита.

Не знаю почему, но это слово бросило меня в дрожь. Видит бог, лихорадка здесь ни при чем.

- Гуатавита?

- Да.

- Я ничего не слышал об этом озере. Должно быть, далеко отсюда?

- Да.

- По ту сторону гор? На западе?

- Да.

Конечно, мне хотелось спросить его, есть ли там золото. Но момент не подходящий. Я видел это по тому, как потемнели его глаза, как подернулись они пеленой, будто теперь смотрели внутрь, на какой-то мысленный образ, а не на меня, собеседника. Я понимал, что смогу разузнать о золоте в землях его племени, только если завоюю его доверие. Не скрою, у меня мелькнула мысль, что пыткой вырвать у него такие сведения не удастся. Испанцы во время поисков Эльдорадо распяли не одного индейца. Однако таким образом они ничего не добились.

Я ограничился тем, что спросил:

- Как же ты попал в Сан-Томе?

Индеец не ответил.

- Дон Паломеке, что он был за человек?

Индеец плюнул.

Заговорил я:

- Я понимаю, Паломеке был плохим хозяином. Но теперь-то тебе лучше? Ты ведь рад, что мои солдаты убили его?

Индеец носит на голове странный островерхий колпак. Похоже, он связан из серых волокон какого-то дерева - видимо, кабуйи. Он снял колпак и пригладил волосы. Черные, как вороново крыло, волосы индейца свисают до плеч.

- Гуоттарол ошибается, - сказал он спокойно. - Его солдаты не убивали Паломеке.

От удивления я потерял дар речи.

- Паломеке убили его собственные люди, - продолжал индеец. - В испанском форте были люди, которые хотели, чтобы Гуоттарол взял форт, не проливая крови. Эти люди ненавидели дона Диего. Они бы открыли ворота людям Гуоттарола без боя. Но сын Гуоттарола побежал вперед и закричал...

Я пошел прочь. Больше не хотел этого слышать. Когда я был уже на верхних ступенях трапа, у моей каюты, что-то заставило меня обернуться. Индеец надел островерхий колпак. Он смотрел на солнце; глаза его были широко открыты. Мне еще не приходилось видеть людей, которые бы не теряли зрения от этого.

Больше терпеть я не мог. В тот же вечер я пригласил на ужин в мою каюту племянника Джорджа. Он командовал сухопутным отрядом, побывавшим на Ориноко. Я его поставил во главе отряда, поскольку он старше Уота, смел и предприимчив. А если не кривить душой, то надо признать, что Джордж горлопан и тупица с замашками великовозрастного недоросля. Его геройства хватает только на то, чтобы пускать пыль в глаза.