Александр Ермаков. - Вермахт против евреев. Война на уничтожение

По мнению Геера, расизм, социал-дарвинистские идеи, идеология народного сообщества, вера в харизматического фюрера, чувство абсолютной власти объединялись в совокупность мотивов. Облеченный в форму военных приказов, культ насилия служил преодолению последних препон цивилизации и способствовал культивированию «боевой морали, соответствующей расовой войне, — морали уничтожения».

Иной подход к изучению менталитета исполнителей Холокоста предлагает американский историк Кристофер Браунинг. Его исследование показало, что в 101-м батальоне образовалось три группы полицейских. Одна, самая небольшая, состояла из людей, отказывавшихся выполнять приказы об убийствах. Они не были противниками режима и его политики, не порицали своих сослуживцев и не отказывались выполнять приказы, которые объективно способствовали осуществлению казней. Другая, также немногочисленная группа, добровольно участвовала в экзекуциях, именно для ее членов была характерна ненависть по отношению к евреям. Однако самой значительной была третья группа. Большинство полицейских беспрекословно выполняли все приказы, не рискуя вступать в конфликт со своими начальниками или показывать слабость. Они проводили «чистки» гетто, охраняли места экзекуций, конвоировали пленных, отправлявшихся в лагеря смерти, участвовали в расстрелах. По мере продолжения войны их жестокость и бесчувственность возрастали, они испытывали больше жалости к себе, чем к своим жертвам. Большинство не задумывалось о том, не являются ли их действия неверными или аморальными. Война была санкционирована уполномоченными на это людьми, жертвы были лишены человеческого облика. Наконец, эти полицейские считали, что поддерживают Германию в войне против ее врагов. [432] См..Browning Chr. Die Debatte über die Täter des Holocaust // NS-Vernichtungspolitik 1939–1945. S. 148–169.

Немецкий исследователь Вольфганг Зофский для объяснения неоправданной жестокости солдат использует понятие «шайка». И, как представляется, его концепция во многом объясняет поведение военнослужащих германского вермахта во время первых погромов на советской территории, жестокое уничтожение мирного населения в Советском Союзе и Сербии. Шайка, утверждает он, является коллективом людей, который обретает свое единство благодаря преследованию, ограблению, издевательствам и убийствам других людей. Шайка может существовать только в движении, действии, преследовании. Когда объект охоты пойман и уничтожен, а добыча поделена, она распадается. Автор обращает внимание и на то, что действия шайки хотя и целенаправленны, но отнюдь не всегда рациональны. С целью самосохранения шайка должна все время действовать, поэтому выбор жертв осуществляется не всегда или проводится поверхностно. Если же все жертвы пойманы, то начинаются пытки или даже глумление над трупами врагов. «Перенос агрессии на материальные или символические объекты, на здания, памятники или произведения искусства является лишь неполноценной заменой отсутствующих человеческих жертв», — замечает Зофский.

В шайке отсутствуют стабильная ролевая структура и иерархия, поэтому присоединиться к ней могут совершенно незнакомые люди. Все участники группы соревнуются в быстроте, смелости, жестокости, и часто в составе шайки преступления совершают люди, которые при иных обстоятельствах на них никогда не отважились бы. Но «у шайки нет совести, и она освобождает индивида от принуждения морали. Она является социальным движением, которое позволяет убивать без чувства вины». Примеры еврейских погромов, приведенные выше, позволяют согласиться и с утверждением автора о том, что симпатии зрителей всегда относятся к преступникам и никогда — к жертвам насилия. Преступники в этой ситуации являются господами, которых зрители внутренне боятся. Сочувствие и сострадание к жертвам исчезают, как и чувства стыда и вины, как угрызения совести. «Преступник действует как представитель зрителей. Он выполняет только то, что они хотят».

Насилие, творимое шайкой, отличается от других форм коллективного насилия. У него нет цели, и оно не является средством достижения какой-либо цели. Жестокость — насилие ради него самого, насилие как таковое. Кроме того, «в процессе резни изменяется структура шайки. Действие становится самоцелью. Наступление оканчивается, жертвы окружены и больше не могут спастись… Некоторые размышляют, как можно найти новые жертвы или продлить мучения. Зрители доносят на других жертв, предают спрятавшихся, требуют еще более ужасных пыток». Охота на людей может быть начата под влиянием образов врага, слухов или ненависти, но для течения самой резни такие эмоции не являются необходимым условием. Жертвы являются только телами, объектами пыток, и каждое новое злодеяние, каждый новый убитый повышают возвышенное чувство собственного отсутствия границ, безграничной свободы.