В своих послевоенных показаниях, на которые мы уже ссылались, Миклас отрицал, что говорил Шушнигу что–либо в этом роде. Он отрицал также, что дал согласие на выступление Шушнига по радио. Оспаривая бывшего канцлера, уверявшего, что президент не был готов противостоять силе, Миклас заявлял, будто сказал Шушнигу: «Дела еще не так плохи, чтобы капитулировать». Он только что отклонил второй немецкий ультиматум. Он был тверд. Однако выступление Шушнига подорвало его позицию. Как мы увидим дальше, упрямый президент продержался еще несколько часов, прежде чем сдаться. 13 марта он отказался подписать закон об аншлюсе, который означал конец существования Австрии как независимого государства, о чем возвестил Зейсс–Инкварт. Миклас хоть и передал дела нацистскому канцлеру, поскольку его лишили возможности выполнять свои обязанности, но постоянно напоминал, что официально никогда не подавал в отставку. «Это было бы трусостью», — говорил он потом на суде в Вене. Это, однако, не помешало Зейсс–Инкварту 13 марта официально объявить, что «президент по просьбе канцлера покинул свой пост», передав дела. — Прим. авт.
Часть Директивы №2 с грифом «Совершенно секретно» об операции «Отто» гласила:
«Требования германского ультиматума австрийским правительством не выполнены… Во избежание дальнейшего кровопролития в австрийских городах марш германских вооруженных сил в Австрию начнется в соответствии с Директивой №1 на рассвете 12 марта. Полагаю, что поставленные задачи при максимальном использовании всех имеющихся сил будут выполнены в кратчайший срок. Адольф Гитлер». — Прим. авт.
На самом деле Зейсс–Инкварт до глубокой ночи пытался связаться с Гитлером, чтобы тот отменил вторжение. В меморандуме германского министерства иностранных дел записано, что в 2.10 ночи 12 марта позвонил генерал Муфф и сообщил, что по указанию канцлера Зейсс–Инкварта он просит, чтобы «войска оставались в состоянии боевой готовности, но не пересекали границу». Кепплер поддержал эту просьбу. Генерал Муфф, офицер старой школы, человек порядочный, был, вероятно, обескуражен ролью, выпавшей ему в Вене. Когда ему сообщили, что Гитлер отклонил просьбу не вводить войска, он заметил, что «сожалеет об этом». — Прим. авт.
Давая показания в Нюрнберге, Гвидо Шмидт клялся, что как он, так и Шушниг известили послов великих держав об ультиматуме Гитлера «во всех деталях». Более того, венские корреспонденты газет «Таймc» и «Дейли телеграф», насколько мне известно, также передали в свои газеты подробные отчеты. — Прим. авт.
Черчилль забавно описал этот обед в своей книге «Надвигающаяся буря». — Прим. авт.
Эта ложь была повторена в циркулярной телеграмме, разосланной 12 марта из министерства иностранных дел бароном фон Вайцзекером германским послам в зарубежных странах «для сведения и ориентации в разговорах». Вайцзекер утверждал, что заявление Шушнига о немецком ультиматуме «обыкновенная фальшивка», и информировал своих дипломатов: «Правда заключается в том, что вопрос о посылке немецких вооруженных сил… впервые был затронут в хорошо известной телеграмме нового австрийского правительства. Ввиду опасности гражданской войны, которая постоянно нарастала, правительство Германии решило выполнить эту просьбу». Таким образом, министерство иностранных дел Германии обманывало не только иностранных, но и своих дипломатов. В длинной и скучной книге, которую Вайцзекер написал после войны, он, как и многие другие, служившие Гитлеру, уверяет, что всегда был противником нацизма. — Прим. авт.
В своих показаниях в Нюрнберге 9 августа 1946 года фельдмаршал Манштейн утверждал: «…Когда Гитлер давал нам приказы относительно Австрии, больше всего его беспокоило не то, что могут вмешаться западные державы. Основным предметом его беспокойства было поведение Италии, потому что она всегда выступала заодно с Австрией и Габсбургами». — Прим. авт.
Дом авиаторов. — Прим. ред.
Папен мог не заметить, что фюрера обуревало желание отомстить этому городу и людям, которые не оценили его, Гитлера, в должной мере в молодые годы. В душе он презирал этих людей. Вероятно, поэтому он так недолго пробыл в Вене. Однако публично он заявил через несколько недель бургомистру Вены:
«Уверяю вас, этот город я считаю жемчужиной, я помещу его в оправу, которой он достоин». Скорее всего, это была фраза для предвыборной кампании, а не выражение истинных чувств. Об истинных же чувствах он поведал Бальдуру фон Шираху, нацистскому губернатору и гауляйтеру Вены, во время встречи в Бергхофе в 1943 году, что стало известно во время суда в Нюрнберге: «Тут фюрер начал с безграничной, я бы сказал, с невероятной злобой говорить о венцах… В четыре часа утра он произнес фразу, которую я хочу привести сейчас по историческим соображениям. Он сказал: «Никогда нельзя допускать Вену в союз великой Германии…»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу