Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том I

В 14.30 23 марта Гитлер с триумфом вошел в очередной завоеванный город — Мемель и выступил в «Штадттеатре» с речью перед неистовствовавшей толпой «освобожденных» немцев. Так был перечеркнут еще один пункт Версальского договора. Свершилось еще одно бескровное завоевание. Однако фюрер не мог предвидеть, что завоевание подобного рода окажется последним [161].

Присоединение к Германии Мемеля и прилегающего к нему района явилось для правительства Польши «очень неприятным сюрпризом» — так на следующий день докладывал в Берлин посол Германии в Польше Ганс Адольф фон Мольтке, при этом добавляя: «Это в основном из–за опасения, что следующими на очереди будут Данциг и коридор». Он информировал также министерство иностранных дел Германии, что объявлена мобилизация польских резервистов.

На следующий день, 25 марта, адмирал Канарис, шеф абвера, докладывал, что в Польше мобилизованы три категории резервистов; и что войска стягиваются в район Данцига. Генерал Кейтель не верил, что этот шаг можно расценивать как «проявление агрессивных намерений со стороны поляков», однако генеральный штаб сухопутных войск, по его словам, «отнесся к этому сообщению серьезнее».

24 марта Гитлер вернулся из Мемеля и имел продолжительную беседу с главнокомандующим сухопутными войсками генералом фон Браухичем. Из записи беседы, сделанной Браухичем позднее, следует, что фюрер еще не пришел к окончательному решению относительно дальнейших действий против Польши. Его голова была полна противоречивых мыслей. На следующий день должен был вернуться посол Липский, но у Гитлера не было желания встречаться с ним.

«В воскресенье 26 марта Липский вернется из Варшавы, — записал Браухич. — Ему было поручено узнать, согласится ли Польша уладить вопрос с Данцигом. Ночью 25 марта фюрер уехал; он не хочет находиться здесь, когда вернется Липский. Пусть сначала с ним побеседует Риббентроп. Фюрер не хочет решать вопрос о Данциге с помощью силы, чтобы не толкнуть Польшу в объятия англичан.

О военном захвате Данцига речь пойдет только в том случае, если Липский даст понять, что польское правительство не сможет взяты на себя ответственность и объявить населению о том, что Данциг сдан добровольно, то есть если им удобнее будет представить это как свершившийся факт».

Здесь проявляется интересная черта характера Гитлера и своеобразие его ума. За три месяца до описываемых событий он лично уверял Бека, что в случае с Данцигом не будет использована сила. В то же время он помнил: польский министр иностранных дел предупреждал, что польский народ никогда не согласится с передачей Данцига Германии. Тогда, если немцы захватят Данциг, не проще ли будет польскому правительству представить это как свершившийся факт. До этого Гитлер гениально распознавал слабости своих иностранных оппонентов, но в данном случае его дар ему изменил. Полковники, управлявшие Польшей, хоть и являлись толпой заурядностей, менее всего были настроены воспринимать захват Данцига как свершившийся факт.

Размышляя о «вольном городе», Гитлер размышлял и о проблеме в целом, как делал это раньше в отношении Чехословакии, когда в результате Мюнхенского соглашения заполучил Судетскую область.

«В настоящее время, — писал Браухич, — фюрер не намерен решать польский вопрос. Тем не менее над ним придется работать. Решение его в будущем должно опираться на очень благоприятную политическую обстановку. В этом случае Польше будет нанесен удар такой силы, что в ближайшие несколько десятилетий с ней перестанут считаться как с политической реальностью. Решится вопрос и о переносе границы с восточных рубежей Восточной Пруссии к восточной оконечности Верхней Силезии».

Браухич хорошо понимал, что означает такая граница. Это была довоенная восточная граница Германии, уничтоженная Версальским договором, — граница, существовавшая до образования Польши.

Если Гитлер и сомневался относительно того, каким будет ответ Польши, то его сомнения окончательно развеялись, когда в воскресенье 26 марта Липский вернулся в Берлин и привез в качестве ответа своего правительства письменный меморандум. Риббентроп немедленно его прочитал, отверг, разразился бранью по поводу мобилизации в Польше и предупредил посла о возможных последствиях. Он заявил также, что любые действия польских войск в районе Данцига будут расцениваться как агрессия против рейха.

В своем письменном ответе, хотя и составленном в примирительном тоне, польское правительство решительно отвергло немецкие требования. Выражая готовность обсудить предложения по строительству автострады и железной дороги вдоль коридора, оно категорически отрицало идею экстерриториальности. Что касается Данцига, то Польша соглашалась заменить гарантии Лиги Наций германо–польскими, но отказывалась считать «вольный город» частью рейха.