Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том I

Птичка прилетела в «клетку» из Годесберга по окончании переговоров вечером 24 сентября. К утру «черной среды» (28 сентября) Гитлер находился в Берлине уже около четырех дней. 26–го он сжег все мосты во время своего выступления в Шпортпаласте, а 27 сентября отправил Вильсона назад в Лондон с пустыми руками. Британское правительство отреагировало мобилизацией флота и предупреждением, посланным в Прагу, о близящемся нападении Германии. В течение этого дня, как известно, он отдал приказ ударным частям занять рубежи на чешской границе и быть готовым к действиям 30 сентября, то есть через три дня.

Чего же ждали заговорщики? Все условия, которые они сами для себя определили, были соблюдены. Гитлер прибыл в Берлин. Он намеревался начать войну. Он назвал дату нападения на Чехословакию — 30 сентября. Нужно было немедленно организовать путч, иначе свергать диктатора и предотвращать войну оказалось бы поздно.

Кордт заявляет, что 27 сентября заговорщики определили точную дату действий — 29 сентября. Гизевиус в своих показаниях, данных в Нюрнберге, а позднее в своей книге утверждает, что генералы Гальдер и Вицлебен хотели действовать немедленно, то есть 28 сентября, после того, как накануне вечером получили «высокомерное письмо» Гитлера, в котором он предъявлял «оскорбительные требования» Чемберлену.

«Остер получил копию этого высокомерного письма поздно вечером 27 сентября, — пишет Гизевиус, — а утром 28 сентября отнес его Вицлебену. Вицлебен отправился с письмом к Галъдеру. Теперь наконец начальник генерального штаба имел желаемое доказательство того, что Гитлер не блефовал, а действительно стремился к войне.

По щекам Гальдера текли слезы негодования… Вицлебен настаивал, что пришло время действовать. Он уговорил Гальдера встретиться с Браухичем. Вскоре Гальдер вернулся и сказал, что у него хорошие новости: Браухич также возмущен и, вероятно, присоединится к путчу».

Напрашивается предположение, что в письме при переписывании появились добавления или генералы неверно поняли его смысл, ведь составлено оно было в таких умеренных тонах, изобиловало обещаниями «вступить в переговоры с Чехословакией относительно деталей» — даже предоставить ей «формальные гарантии», казалось, дышало жаждой примирения, побуждая Чемберлена не оставлять своих попыток, что премьер–министр немедленно дал телеграмму Гитлеру с предложением созвать конференцию великих держав для обсуждения деталей и одновременно Муссолини с просьбой поддержать это предложение.

Об этой попытке умиротворения, сделанной в последнюю минуту, генералы могли и не знать, но фон Браухич, будучи главнокомандующим сухопутными войсками, вероятно, о чем–то догадывался. Согласно Гизевиусу, Вицлебен позвонил Браухичу из кабинета Гальдера, сообщил, что все готово, и просил его возглавить восстание. Но главнокомандующий дал уклончивый ответ. Он сказал Гальдеру и Вицлебену, что сначала поедет в канцелярию фюрера, чтобы убедиться, верно ли разобрались в ситуации генералы. Гизевиус пишет, что Вицлебен поспешил в свой штаб. «Гизевиус, — взволнованно прокричал он, время пришло!»

В одиннадцать утра 28 сентября на столе у Кордта зазвенел телефон звонил Чиано из Рима, он хотел срочно переговорить с министром иностранных дел Германии. Риббентропа на месте не оказалось — он находился в рейхсканцелярии, — и итальянский министр иностранных дел попросил соединить его с послом Бернардо Аттолико. Немцы подслушали этот разговор и записали. Оказалось, что говорить собирался не зять Муссолини, а сам Муссолини.

Муссолини: Это говорит дуче. Вы слышите меня?

Аттолико: Да, я вас слышу.

Муссолини: Просите канцлера немедленно вас принять. Передайте ему, что британское правительство через лорда Перта [132]просило меня быть посредником в решении судетского вопроса. Разногласия очень незначительны. Передайте канцлеру, что я и фашистская Италия на его стороне. Конечно, он сам будет принимать решение, но скажите ему, что я за то, чтобы принять предложение англичан. Вы слышите меня?

Аттолико: Да, я вас слышу.

Муссолини: Поторопитесь!

Задыхаясь, с красным от волнения лицом (так описывает эту сцену переводчик Шмидт), посол Аттолико прибыл в канцелярию, где узнал, что у Гитлера в кабинете уже находится посол Франции. Господину Франсуа–Понсе нелегко было туда пробиться. Накануне, поздно вечером, Бонне, французский министр иностранных дел, вознамерившись превзойти Чемберлена, позвонил своему послу в Берлине и приказал при первой возможности встретиться с Гитлером и предложить французский план оккупации Судетской области, который был гораздо щедрее английского. Если в предложениях премьер–министра, переданных Гитлеру в одиннадцать вечера 27 сентября, оккупации до 1 октября подлежала зона I — территория крошечного анклава, то по французскому плану до 1 октября оккупации подле жали три большие зоны — почти все территории, о которых шла речь.