Переписка из двух кварталов

Вы приводите в пример Волошина. Но разве над схваткой был он в эти годы? Это он хотел быть "над", а был в схватке, в самом горниле ее. Он принимает приглашение большевицких хозяев Одессы украшать город к Первомаю 1919 года. "Я напоминаю ему, - пишет Бунин, - что в этом самом городе, который он собирается украшать, уже нет ни воды, ни хлеба, идут беспрерывные облавы, обыски, аресты, расстрелы, по ночам - непроглядная тьма, разбой, ужас... Он мне в ответ: "Искусство вне времени, вне политики, я буду участвовать в украшении только как поэт и как художник""19. Волошин знакомится с палачом Одессы, председателем городской ЧК Северным и восхищается им: "У него кристальная душа, он многих спасает!.. Это очень чистый человек". Потом на всякий случай бежит в Крым к белым на шхуне "Казак", но в качестве платы большевикам за свое избавление помогает проникнуть вместе с ним в Белый Крым трем агентам ЧК, за что и заслужил от них благодарность. Живет благополучно в Коктебеле, философствуя по поводу "северо-востока" и приветствуя большевиков, от которых его защищает еще в Крыму горстка белых воинов Русской армии Врангеля: "Нам ли весить замысел Господний?/ Всё поймем, всё вынесем любя, - / Жгучий ветр полярной преисподней, / Божий Бич! приветствую тебя!"

Следуя своей привычке влюбляться в начальников Чрезвычаек, он посвящает Сергею Кулагину, руководителю ЧК 30-й Сибирской дивизии Красной Армии, занявшей 15 ноября 1920 года Феодосию, проникновенные строки (с плохими, впрочем, наспех сколоченными рифмами): "Пред вами утихает страх / И проясняется стихия, / И светится у вас в глазах / Преображенная Россия". По всему Крыму идет кровавая бойня. Около шестидесяти тысяч человек расстреляно, утоплено, убито самым зверским образом по приказу "освободителя" Крыма Бела Куна, а тут "свет в глазах" чекистского начальника. Какое уж тут "над схваткой" - это или нравственный идиотизм, или прямое сотрудничество с дьяволом. К чести Волошина надо сказать, что размах зверств вскоре заставил его замолчать на несколько месяцев, а потом начать писать нечто прямо противоположное восхвалению "Божьих бичей". Его "Красная Пасха", "Террор", "Бойня" - совсем другие песни, и опять же не над схваткой написаны они, но в сопереживании жертвам "преображенной России", хотя и тут не может он порой удержаться от того, чтобы одобрительно не похлопать по плечу Бога: "И из недр обугленной России говорю: "Ты прав, что так судил!""

Не может быть позиции "над схваткой" в катастрофе Холокоста. Можно быть или с Гитлером и его приспешниками, или с жертвами Аушвица, с Янушем Корчаком и героями Варшавского гетто. Нельзя быть над схваткой и в нашем российском Холокосте. Позиция стороннего наблюдателя людских трагедий двусмысленна, если не порочна.

Одно из любимых Вами выражений, Григорий Соломонович, - "пена на губах ангела", то есть доброе дело, делающееся со страстью, с фанатизмом, с беснованием. Вы и на губах белых замечаете клочья пены. Но где и когда видели Вы среди людей бесстрастных воинов? В той страшной войне, быть может, навсегда погубившей нашу родину, за спиной воинов оставалось слишком много горя, чтобы сохранять холодную отрешенность: сожженные родовые гнезда, обесчещенные невесты, убитые дети, обкраденные до нитки старики родители, поруганные святыни, вздернутая на дыбу Россия. Я, признаться, поражаюсь не пене на губах, а выдержке белых, их нравственной вышколенности, сравнительно редко опускавшихся до мести, и уж тем более до мести по классовому и национальному признаку - всем крестьянам, всем рабочим, всем евреям, всем латышам. Такого просто не было. Белые старались исправить своих заблудших соотечественников, красные - уничтожить. Вы сами приводите статистику из воспоминаний Петра Григоренко: "У нас в селе ЧК расстреляла семь ни в чем не повинных людей-заложников, в то время как белые не расстреляли ни одного человека. Несколько наших односельчан побывали в плену у белых и отведали шомполов, но головы принесли домой в целости"20.

Вы не отрицаете героизма ни за красными, ни за белыми, хотя, на Ваш взгляд, и у тех, и у других "слишком много было пены на губах". Сами же предпочитаете героизму "праведность". Но что такое "герой"? В точном понимании греческого слова - это "сильный, благородный, знатный". Отец Сергий Булгаков указывает, что в культе героев или "полубогов" дохристианские народы предвосхищали почитание "богов по благодати", святых праведников21. Но между теми и другими есть одно существеннейшее различие. Языческий герой нравственно нейтрален, он сильный и на добро, и на зло. В нем ценят средоточие сил, не интересуясь ни источником этой силы, ни ее приложением самим героем. Христианский же праведник осуществил в себе образ Божий, оббожился, стал подобен своему Творцу, абсолютному Благу. Сила праведника - благодать Божия. Могут ли быть героями те, кто сделал Бога своим главным врагом? Видимо - да, но героями вроде Тантала, Сизифа и прочих богоборцев древности. А уж праведниками называться они никак не могут. Тот же, кто отдал свою жизнь, защищая Бога, святыню и образ Божий в человеке, восстанавливая попранный закон и спасая обесчещенную родину, - тот и герой, и праведник, пусть даже и с неизбежной для нас, несовершенных, "пеной на губах". И вечная память им, белым праведникам, не оплаканным еще обеспамятствовавшей Россией.