Гвидо Препарата - ГИТЛЕР, Inc.

Германии удалось в течение двух лет (с 1915-го по 1917 год) оттягивать вступление Америки в войну. Подводные лодки прекратили бесчинствовать, были выплачены репарации и принесены извинения, но (к 1917 году) время уже истекло (86).

Последовательность событий вкратце такова: 22 февраля в России начинается революция, царь отрёкся от престола 2 марта, приезд Ленина намечается на 27 марта, Троцкого арестовывают 1 апреля, 6 апреля президент Вильсон объявляет войну Германии, а 9 апреля Ленин прибывает в Россию; Троцкий появляется в Петербурге 18 мая; командующий американскими экспедиционными силами генерал Першинг отплывает в Европу 29 мая 1917 года. 3 марта Россия и Германия подписывают перемирие, после чего подготовленные и укомплектованные американские воинские соединения начинают волнами (по 330 тысяч человек ежемесячно) высаживаться в Европе (87). К ноябрю 1918 года их численность превысила 2 миллиона солдат и офицеров (88).

В последней четверти 1916 года союзники стали нуждаться не только в американских поставках, но и в американских финансах.

И наконец, в 1917 году произошло решающее событие — Британия, которая стояла на грани банкротства после первого натиска на центральный регион, начала постепенно передавать права верховного военного командования великой осадой более выносливому и более свежему — в военном и экономическом отношении — исполину, Соединённым Штатам Америки. Это было сделано с полным пониманием того, что Британия, как более опытный игрок, навсегда сохранит за собой исключительное право на участие в стратегическом руководстве осадой.

Приняв на себя эту ответственность и отправив войска на европейский театр военных действий, Америка вполне сознательно взяла на себя обязанности имперской державы. То была знаменательная и зловещая передача эстафеты от одной англоязычной островной державы к другой. Это решение кардинальным образом изменило лицо Америки, а со временем и лицо всего мира в целом.

Соединённые Штаты не были готовы взять на себя единоличную власть над морями, а следовательно, не могли допустить поражения Британии — притом что Америка ни в малейшей степени не доверяла Германии. Американская элита сплошь состояла из англофилов, а американское общество, ссудившее Британию миллионами долларов, смотрело на мир сквозь очки британской пропаганды: если бум инфляции и процветания, обусловленный огромными закупками Антантой военных материалов, обрушится из-за поражения союзников, то деньги. одолженные на Уолл-стрит, можно будет считать навсегда потерянными. Всё эти факторы требовали, чтобы США — под влиянием Британии — бросили вес своей имперской мощи на поля сражений в центральном регионе (89).

Дни великой конфедерации свободных городов в свободном государстве, почтения к образованным виргинским джентльменам, примирения с природой и пионерского духа общин, то есть всех американских ценностей, в большой мере предоставленных старой Европой и целым светом этой обители мира и покоя, безвозвратно остались в прошлом. Старые принципы были беспощадно и без всяких сожалений отброшены. Преднамеренная и показная жадность к обладанию избытком времени и пространства, безответственная тяга к агрессивному тщеславию — поздним признакам Британской империи — были усвоены Америкой, куплены ею ценой её юности. Настроение в Соединенных Штатах разительно и быстро переменилось.

В 1914 году 90 процентов американского народа было против вступления в войну (90); теперь же эта сдержанность уступила место неуёмной агрессивности: появились солдаты и восторженно встречавшая их толпа — вот что теперь нужно было Америке. Клубы позаботились о том, чтобы этот сдвиг в массовом сознании был скорым, и вызвать его можно было только одним орудием — страхом. Производство вооружений нарастало, а карательная экспедиция за океан готовилась на волне «народного страха перед внешней агрессией» (91). Пропитанная «духом партикуляризма:., и враждебностью противоборствующих политических группировок», Америка стала патриотичной (92). Теперь царил дух безусловной, горячей и простодушной любви «к своей стране», хотя это была не любовь, а заготовленный заранее призыв поражать «врага», где бы он ни находился и как бы ни прятался, любыми средствами и в любое время. Оказавшись на грёбне искусственно созданного коллективного помешательства, гражданин теперь видел себя и своих соотечественников жертвами заговоров, слухи о которых питали его доверчивость и воспитывали поклонение красно-бело-синему флагу «американской гордости» и «сияющему звёздами знамени» (93).