Гвидо Препарата - ГИТЛЕР, Inc.

К середине 1932 года рейхсбанк накопил объёмистый кусок таких «замороженных векселей» в своём портфеле и получал от них весьма приличный доход. Но такое авансирование наличности по столь дорогой цене могло быть лишь жалкой каплей в море: безработица осталась на прежнем уровне. Проще говоря, германская банковская решётка абсолютно не верила в будущее республики.

В том, что государство терпело банкротство, не было никаких сомнений, но то, что у Германии не было денег или капиталов, не соответствовало действительности. Это правда, что в 1931 году иностранцы изъяли большие средства, так же как и покинувшие родину немцы, но основная масса иностранной валюты, накопленная во время великого американского пиршества двадцатых годов, надёжно хранилась в подвалах, и, что ещё важнее, сохранилось совокупное национальное достояние. Это достояние, по большей части в форме ценных бумаг, представляло ту дорогостоящую инфраструктуру и промышленный потенциал — второй в мире, — созданные на заимствования плана Дауэса и замершие на время в дремотном состоянии.

Закулисные махинации банкирских консорциумов с 1930-го по 1933 год были частью более широкого вмешательства части германских финансовых интересов в «ослабляющие» инвестиции: другими словами, это означало, что банки не использовали свои фонды для создания нового богатства или производительного капитала, но… просто ограничивались покупкой уже вложенных капиталов (фиксированной собственности, ценных бумаг и т. д.), существующих в виде реальных товаров. Накопленные и сбережённые средства поступали в промышленные и торговые обороты не в виде инвестиций, но за счёт средств, расходуемых обнищавшими должниками и продавцами, которые теперь тратили деньги, чтобы покрыть расходы на жизнь или потери в бизнесе (36).

Другими словами, банковская система и крупные промышленные конгломераты в буквальном смысле слова использовали свои наличные деньги для скупки остатков страны, приобретая «собственность» (дела, акции, заложенную собственность и т. д.) по бросовым ценам у несостоятельных производителей и потребителей. Часть экономической активности, зарегистрированной в 1931 году под покровительством рейхсбанка, то есть деятельность акцептного банка и его филиалов, представляла собой именно такое перераспределение богатства из отраслевой экономики в банкирскую решётку, перераспределение, каковое, естественно, смещало и без того уже перекошённую концентрацию силы в руки банкиров. На пути от падения к выздоровлению стояла безработица; в то же время абсентеисты извлекали выгоду из повсеместной дешевизны, завладевая всё большим объёмом собственности. Именно таким образом Центральный банк к концу 1931 года приобрёл в собственность значительные доли активов нескольких берлинских банков (37).

В 1932 году «деньги» в форме наличности, акций и облигаций были действительно погребены на счётах германской банкирской решётки. Министры, один за другим, вступали в переговоры с банкирами, упрашивали и умоляли их, изыскивая веские аргументы, способные заставить паразитирующих джентльменов открыть денежный кран. Брюнинг попробовал сделать это, когда шанс был уже упущен. При Папене, благодаря его связям, финансовые круги предоставили небольшое поле для пробного проведения реформы.

Главным инструментом, изобретённым летом 1932 года, стал «налоговый сертификат» (Steuergutschein) — вариант шаблона общего финансирования, который был одним из многих изощренных инструментов немецкой национальной политической экономии (38), превращённый Шахтом, как мы увидим дальше, в стандартизованный и быстродействующий механизм к услугам нацистов (39).

Идея, заложенная в налоговом сертификате, состояла в уступке крупном)' бизнесу в свете его будущего налогового бремени. Власти решили подсчитать количество фигур, от которых будут поступать налоги, и умножить это число на процент отчислений (возмещение); полученное произведение предполагали обратить в определённое число сертификатов, кои будут распределены между предпринимателями, которые смогут впоследствии возместить часть будущих налоговых расходов (40).

Сертификат выдавали под четыре процента: намерение состояло в том, чтобы заставить реципиента сертификата стучать в двери денежного рынка, заставляя банки дисконтировать бумаги в своих отделениях — что ясно, так как ставка в четыре процента была заманчивой для «инвесторов». Этот обходной механизм был не чем иным, как требованием правительства, высказанным от имени производителей, конкурировавших за займы в наличных деньгах у могущественных инвесторов; фирма получает наличность минус дисконт и надежду на процветание, а рейх платит процент по сертификатам за счёт налогов, которые рассчитывали собирать с выздоровевшей экономики. По сути, эта схема представляла собой краткосрочный заём банков рейху и выгодный (беспроцентный) заём рейха бизнесу. Если события будут развиваться таким образом, то разницу можно будет покрыть долгосрочными займами от имени государства, что, принимая в расчёт надежды на улучшение экономического положения, не должно было стать проблемой (41).