Уинстон Черчилль - Война на реке

Примерно через час нёбо на востоке стало бледнеть, приближалось утро, было видно, как в сумеречном свете медленно пробираются назад пикеты, а позади них, у ряда деревьев, стали собираться едва заметные расплывчатые белые фигуры. Сэр Реджинальд Вингейт, опасаясь, что дервиши неожиданно бросятся на него, приказал всем встать и открыть огонь. Началась громкая и частая стрельба. На нее немедленно ответили. Огонь противника мерцал широким полукругом; особенно энергичному [335] обстрелу подверглись египтяне на левом фланге, и им пришлось срочно прислать подкрепление. Когда совсем рассвело, стали видны большие группы дервишей, с криками бросившиеся в атаку. Но огонь с нашей стороны был слишком сильный, и их эмиры не могли вывести их дальше опушки леса. Как только это было замечено, Вингейт скомандовал общее наступление, и все войска, двинувшись быстрым шагом вниз по пологому склону, погнали противника через лес к лагерю, стоявшему в полутора милях оттуда. Здесь, скучившись под соломенными крышами, собрались 6000 женщин и детей. Все они, вместе со многими даже не ранеными воинами, знаками выражали свою готовность сдаться и просили пощады. В половине седьмого прозвучал сигнал «прекратить огонь». Только тогда стало ясно, какие жестокие потери понесли дервиши. На одном участке, не более чем в двадцать ярдов, лежали все самые знаменитые эмиры некогда широко раскинувшейся империи дервишей. Халифа Абдулла, пронзенный несколькими пулями, мертвый распростерся на овечьей шкуре. Справа от него лежал Али Вад-Хелу, а слева — Ахмад Федил. Перед ними в ряд лежали неподвижные телохранители, за ними — менее знатные вожди, а позади — куча убитых и раненых коней. Такая зловещая сцена предстала взору британских офицеров с первыми утренними лучами, и для многих из них она означала завершение тяжелой и опасной задачи, растянувшейся на многие годы. И пока они с изумлением, смешанным с благоговейным страхом, созерцали все это, из под кучи тел выбрался совершенно невредимый маленький эмир Донголы Юнее, который добавил несколько недостающих звеньев к цепи этого повествования. При Омдурмане Абдулла оставался в тылу — он сидел верхом за холмом Сургэм, но в этой последней битве он находился в передних рядах. Чуть ли ни при первом залпе его сын, Осман Шейх-эд-Дин, был ранен, и, когда его уносили, он убеждал халифу спастись бегством. Но последний, с тем драматическим достоинством, которого порой не хватает более цивилизованным воинам, отказался. Он спешился и приказал своим эмирам сделать то же самое. Затем он сел на овечью шкуру и приготовился встретить свою судьбу. По странной случайности при этой последней сцене борьбы с махдизмом не присутствовали всякие сомнительные личности, и только Осман Дигна, бежавший с поля [336] боя, на короткое время обрел постыдную свободу, за которой последовало долгое и еще более постыдное рабство. 29 эмиров, 3000 воинов и 6000 женщин и детей сдались в плен. Египтяне потеряли троих убитыми и двадцать три человека ранеными.

Эта длинная история подошла к концу. Речная война была окончена. Она с переменным успехом продолжалась в течение четырнадцати лет, унесла, вероятно, около 300 000 жизней и явила множество крайностей и контрастов. Но цель, наконец, была достигнута: теперь флаги Англии и Египта вновь развеваются над долиной Нила, и никто не смеет бросить им вызов.