Уинстон Черчилль - Война на реке

У мечети два фанатика напали на суданский эскорт, и каждый из них успел убить или тяжело ранить по одному солдату, прежде чем их пристрелили. День уже клонился к концу, и до тюрьмы они добрались уже на закате. Генерал первым вошел в это грязное и мрачное логово. Чарльз Ньюфилд и еще около тридцати закованных в цепи пленников получили свободу. Ньюфилд, которого посадили на пони, казалось, потерял рассудок от счастья. Он постоянно что-то говорил и жестикулировал с нездоровым воодушевлением. «Тринадцать лет — сказал он своему спасителю — я ждал этого дня». Из тюрьмы, поскольку уже стемнело, сирдар отправился на большую площадь перед мечетью, где разместился его штаб, и где уже устроили привал обе британские бригады. Остальная часть армии расположилась вдоль дорог в пригороде, и только бригада Максвелла осталась в городе, чтобы довершить восстановление закона и порядка — работа, детали которой, к счастью, были скрыты мраком ночи.

В то время как сирдар с пехотой занимал Омдурман, британская и египетская кавалерия обошли город и встали к западу от него. Здесь мы простояли в ожидании около двух часов, прислушиваясь к затихающей стрельбе, доносившейся из-за городской стены, и гадая, что же там такое происходит. Большие толпы дервишей и арабов, которые, сбросив свои джиббы, перестали быть дервишами, появились среди домов на краю города. Несколько сотен их, с двумя или тремя эмирами, вышли, чтобы сдаться, и мы оказались так нагружены копьями и мечами, что унести их все было невозможно, и много интересных трофеев пришлось уничтожить. Уже стемнело, когда неожиданно прискакал полковник Слатин. Халифа бежал! Египетская кавалерия должна была немедленно [304] броситься в погоню. 21-й уланский полк оставался на месте в ожидании дальнейших приказов. Слатин казался очень озабоченным. Он быстро переговорил о чем-то с полковником Бродвудом, пристрастно допросил двух сдавшихся эмиров и ускакал во тьму. Следом за ним рысью двинулся египетский эскадрон.

Только несколько часов спустя, после того, как он покинул поле боя, Абдулла понял, что армия не ответила на его призыв и продолжала отступать, и что защищать город остались только несколько сотен дервишей. Похоже, судя по рассказам его личного слуги, абиссинского мальчика, что он воспринял постигшую его катастрофу с необычайным хладнокровием. До двух часов он отдыхал, а затем немного перекусил. После этого он удалился в гробницу, и в этом разрушенном святилище, поврежденном артиллерийским огнем, побежденный правитель обратился к духу Мухаммеда Ахмада, призывая его помочь ему в его беде. Это была последняя молитва, произнесенная над могилой Махди. Совет неба, очевидно, не противоречил здравому смыслу, и в четыре часа халифа, узнав, что сирдар уже входит в город, и что английская кавалерия обходит его с запада, оседлал маленького ослика и, в сопровождении своей главной жены, греческой монахини, которую он взял в качестве заложницы, и нескольких слуг, неспешно двинулся на юг. В восьми милях от Омдурмана его поджидали двадцать быстрых верблюдов, и на них он вскоре добрался до основных сил своей разбитой армии. Здесь он встретил многих впавших в уныние друзей, однако уже то, что эти друзья не покинули его в беде, говорит в его пользу, равно как и в пользу его подданных. Он прибыл без охраны, невооруженный. У беглецов было достаточно причин для недовольства. Их вожди привели их к поражению, к полной катастрофе. Перерезать глотку одному этому человеку, который стал причиной всех их страданий, было бы столь же просто, как, с их точки зрения, и справедливо. Однако никто не напал на него. Этот тиран, угнетатель, бич Судана, лицемер, ненавистный халифа, воплощение, с точки зрения европейцев, всевозможных пороков, объект, как думали в Англии, лютой ненависти собственного народа, нашел приют среди своих бегущих солдат. Оставшиеся в живых эмиры поспешили присоединиться к нему. Многие из них пали на той роковой равнине. Осман Азрак, доблестный Башира, Якуб, [305] десятки других, имена которых даже не упоминались на этих страницах, но которые, тем не менее, были великими воинами, остались лежать там, уставившись на звезды. Но верность тех, кто остался жив, была непоколебима. Али Вад-Хелу, чья нога была раздроблена осколком снаряда, лежал без сознания; но Шейх-эд-Дин, мудрый Осман Дигна, Ибрагим Халил, который противостоял атаке 21-го уланского полка, и многие другие менее значительные эмиры сплотились вокруг преемника Мухаммеда Ахмада и даже в такой тяжелой ситуации не бросили его на произвол судьбы. И вот все они двинулись дальше в наступающей темноте, беспорядочная жалкая толпа — унылые воины, все еще тащившие свои старые ружья, ковыляющие за ними раненые, ослы и верблюды, нагруженные домашним скарбом, вопящие женщины с маленькими детьми. Их были тысячи — около 30 000 человек, и у них почти не было еды, и еще меньше того — воды, а перед ними лежала пустыня, берега Нила патрулировали канонерки, им угрожала погоня, и они шли, оставляя за собой широкую полосу мертвых и умирающих.