Сергей Куличкин - Душа и слава Порт-Артура

К полудню наступление японцев окончательно выдохлось. Прекратила атаки пехота, а потом замолчала и артиллерия.

Генерал Фок находился во время боев на Тафаншанских высотах, более чем в шести верстах от передовой. Здесь располагались главные силы дивизии, готовые к немедленному вступлению в бой, но пока в деле участвовали только тяжелые орудия, с методической последовательностью посылающие снаряды на левый фланг все той же 3-й дивизии. Отсюда даже в бинокль поле боя представлялось медленно бурлящим, завешенным пылью и дымом клочком земли. Фоку скоро надоело рассматривать эту картину. Донесения адъютантов были противоречивы. Сводились они к тому, что японцы остановлены, однако и у нас значительные потери, особенно в артиллерии. Все посыльные в один голос твердили об отсутствии снарядов и просили подкреплений. Это тоже вызывало раздражение Фока. Нимало не смущаясь присутствием находившихся тут же командиров других полков, не заботясь о дальнейшем ходе боя, Фок приказал подать лошадь. В сопровождении чинов штаба едва ли не в самую критическую минуту боя командир дивизии отправился в тыл для выбора позиций на случай противодействия возможному десанту! Для общего руководства был оставлен престарелый генерал Надеин, впрочем, без права принятия решения…

Фок вернулся с рекогносцировки только к полудню, раздраженно соизволил послать первые указания полковнику Третьякову, состоявшие в приказе не отступать без его разрешения. Старик Надеин, надоедливо шамкая, требовал посылки Третьякову подкреплений, начальник штаба полковник Дмитриевский докладывал о тяжелом положении левого фланга, где японцы при поддержке флота имели успех. Немедленно Третьякову была послана вторая записка с требованием обратить внимание на левый фланг. Указание было поистине гениальным: ведь именно Третьяков сообщил об этом Фоку. Требовалось срочно послать резервы. Но Фок так и не сделал этого.

Около 2 часов дня начальник дивизии наконец рискнул посетить боевые порядки 5-го полка. И надо же такому случиться: именно в это время началась артиллерийская подготовка и пехота японцев пошла в наступление. Вновь завязался жестокий бой. Так и не встретив полковника Третьякова и не отдав ни одного распоряжения, Фок повернул назад. Долго добирался он до своего командного пункта, спасаясь от близких разрывов в оврагах, в душе кляня себя за опрометчивость и все более убеждая себя в бессмысленности дальнейшего сопротивления. Однако на КП его ждал «неприятный» сюрприз. Японцев вновь остановили, и с отступлением пришлось повременить. Но зато Фок опять ответил Третьякову отказом на просьбу о подкреплениях, а Стесселю отправил донесение, что 5-й полк не может держаться и нужно оставлять позиции. И это в три часа дня, когда японские дивизии, истекая кровью, неся большие потери, имели только частный успех, так и не заняв ни одной русской траншеи. Фок был уверен, что никто не посмеет обвинить его в трусости или бездеятельности, так как неделю назад Стессель доверительно прочитал ему указания военного министра Куропаткина, в которых прямо говорилось: «…Самое главное — это отвести своевременно генерала Фока в состав гарнизона Порт-Артура».

Садилось солнце, когда японцы, сосредоточив основные силы в полосе наступления 3-й дивизии, при поддержке четырех канонерок и полевой артиллерии предприняли отчаянную попытку прорвать русские позиции на левом фланге. Несколько рот, перебегая по береговым отмелям, пытались зайти в тыл противника…

По окончании боя генерал Оку в своем дневнике запишет:

«…Благодаря упорному сопротивлению неприятельской пехоты положение дел не изменилось до 5 часов вечера… Ввиду этого я был вынужден приказать нашей пехоте предпринять штурм позиции и овладеть ею даже высокой ценой, а нашей артиллерии было приказано пустить в ход оставшиеся снаряды… Пехота нашей первой дивизии бросилась вперед на позицию неприятеля, храбро и отважно, но благодаря жесткому фланговому огню неприятеля большое количество наших людей было убито или ранено. Положение стало критическим, так как дальнейшее наступление казалось немыслимым…»

Японская пехота, пользуясь начавшимся отливом, сумела вброд подойти менее чем на сто шагов к русским заграждениям. Около шести часов вечера враг ворвался на русские позиции. Все траншеи и блиндажи были разрушены еще утром. Остатки 5-й и 7-й рот, потерявшие в бою всех офицеров, бросились в отчаянную штыковую атаку на прорыв. Для большинства героев она стала последней. Прорваться удалось лишь нескольким стрелкам и двум артиллеристам. Через образовавшуюся в обороне брешь на позиции хлынула японская пехота. Момент этот оказался решающим. Не разобравшись толком в положении дел на левом фланге, начали отступать роты, оборонявшие фланг. Это привело к тому, что часть сил полка в центре оказалась окруженной. Как и на левом фланге, без офицеров, встречали стрелки японских пехотинцев. Стрельба прекратилась. Протяжный стон, крики и глухие удары доносились с разрушенных центральных батарей. Мелькали банники, сверкали штыки. Злобный скрежет металла прерывался глухими хлопками выстрелов. Сибиряки дрались до последнего, ни один из них не сдался в плен.