Сергей Куличкин - Душа и слава Порт-Артура

Если к этому добавить, что в случае формирования резервных дивизий я по своей должности прямо становлюсь и, вероятно, утверждаюсь начальником дивизионного штаба, то станет еще более ясной необходимость ближайшей связи и знакомства с войсками и их начальниками…»

Приняться сразу за новую службу Кондратенко не мог, так как его новый начальник генерал Гренгаген объезжал район бригады, который включал в себя три губернии. Наконец командир резервной бригады прибыл, и Кондратенко тут же ему представился. Тот быстро ввел его в курс дела. Предстояло: заняться мобилизационной готовностью семи резервных батальонов; проверкой мобилизационной готовности управлений уездных воинских начальников Минской, Витебской и Могилевской губерний (всего 31 уезд) и, наконец, текущей перепиской. В заключение генерал обещал, что через год отпустит его в строй.

Впервые Кондратенко встретил начальника, с которым нашел полное взаимопонимание. Гренгаген — еще не старый генерал, швед по происхождению, давно забывший о нем и превратившийся в настоящего русака — прекрасно разбирался в людях. Обладал огромной работоспособностью, высоким чувством личной ответственности и ценил эти качества в своих подчиненных.

Уже при первом знакомстве с работой Кондратенко стало ясно, что нужен навык и абсолютная ясность во всех решаемых вопросах, для чего придется много потрудиться. Об этом он и писал брату в последних письмах:

«…Занятия мои по новой должности идут, постепенно увеличиваясь: прежде, на первой неделе, я не приходил в управление по праздникам, потом стал приходить не только по праздникам, но также по вечерам, а в последние дни, кроме того, пришлось просиживать до 2–3 часов ночи за специальными работами. Подобный образ жизни предвидится на несколько месяцев. Пока я очень доволен этой работой, ибо вижу всю ее настоятельную необходимость…»

Помимо основной работы Роман Исидорович не прекращал заниматься климатом Кавказа, оказывая брату посильную помощь. Он получил из Петербурга два очерка экономического положения Кавказа, Кавказский календарь, книгу «Задачи климатологии Кавказа» и засел за обработку цифровых данных. Пользуясь полученными книгами и сделанными им еще в Петербурге выписками из «Летописей Главной физической обсерватории», он к лету в черновом варианте закончил обработку данных для всех сорока кавказских метеорологических постов за последние двенадцать лет.

Между тем основные дела захлестывали все больше и больше. Постоянные разъезды по батальонам бригады и уездным начальникам показали ему, как далеки распоряжения сверху от истинного положения дел. Если в резервных батальонах еще велась какая-то работа, то в уездах о таковой не слышали и слышать не хотели. Согласия между военными и гражданскими властями не было никакого. Это вносило разлад в непонятное для многих дело. Кондратенко доказывал, убеждал, грозил, но обычно наталкивался на тупое равнодушие чиновников.

Нередко наезжали всевозможные комиссии, но от них было больше вреда, чем пользы.

«Предстоит ревизия (лицами из Петербурга) управления 6-й местной бригады, всех резервных батальонов, входящих в эту бригаду и некоторых управлений наших уездных воинских начальников, — писал он брату. — Дай бог, если эта ревизия выяснила бы всю несостоятельность существующей совместной организации резервных войск и местных учреждений нашей матушки-России. Впрочем, по-видимому, на это имеется мало шансов, ибо, судя по фамилиям и чинам (большинство гвардейские поручики и капитаны), ревизующие лица посылаются скорее для исправления своего финансового положения перед наступающими вскоре праздниками. Поживем — увидим!»

Как он и предполагал, комиссия скорее походила на экскурсию. Высокие гости большую часть времени проводили в увеселительных поездках по району бригады, а знакомство с мобилизационной работой в резервных батальонах и у уездных начальников сводилось к роскошным обедам, сопровождаемым обильными возлияниями, взаимными приветствиями и «скромными» подарками.

С трудом дождавшись конца этого безобразия, Кондратенко уехал в отпуск, который провел привычно совмещая дело с отдыхом. Закончил наконец и свои климатические вычисления. Словом, жизнь его в эти годы не выходила из довольно серой колеи. И Кондратенко добросовестно тянул лямку обычного военного чиновника.

По возвращении в Минск его ждало огорчительное известие. Пришел наконец ответ из военного ведомства о дальномере. Письмо в вежливой форме уведомляло, что военное министерство, всесторонне рассмотрев предложение Генерального штаба капитана Кондратенко Р. И., не считает возможным принять его к дальнейшему ходу. Ответ достаточно ясен, но Роман Исидорович настойчив. Он будет еще не раз посылать прошения во всевозможные инстанции, убеждать, доказывать. И отовсюду последует отказ. Русские полевые войска, нуждающиеся в дешевом, простом в обращении и надежном дальномере, так и не получат его, а изобретатель останется неизвестным на многие годы.