Н. Борисов - Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.

Летописцы точно зафиксировали это состояние всеобщего смятения, паники или же, напротив, оце­пенения, психологического шока, которое вызывалось неотвратимыми, как стихийное бедствие, набегами дикой степной Орды. В такие моменты люди от стра­ха «и сами не ведали, кто куда бежит» [20] Памятники литературы Древней Руси. XIII век. С. 149. . После кро­вавых расправ, учиненных ордынцами, «было очень страшно, так страшно, что и хлеб не идет в уста» [21] Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. XVIII. С. 81. . Приступы этого непреодолимого страха случались и много позже, даже тогда, когда Русь набрала силу и научилась побеждать ордынцев в открытом поле. Рассказывая о нашествии хана Едигея на москов­ские земли в 1408 г., летописец дает горестную за­рисовку с натуры: «Да аще явится где один татарин, то многие наши не смеют противиться ему, аще ли два или три, то многие русские, бросая жен и детей, на бег обращаются. Вот так, наказывая нас, низло­жил господь гордыню нашу» [22] ПСРЛ. Т. XVIII. С. 158. .

С беспощадной яркостью рисует Серапион собы­тия недавнего прошлого. Бог «навел на нас народ безжалостный, народ лютый, народ, не щадящий красоты юных, немощи старых, младенчества де­тей... Кровь отцов и братьев наших, будто вода в изобилье, насытила землю, сила наших князей и вое­вод исчезла, воины наши, страха исполнясь, бежали, множество братий и чад наших в плен увели; многие города опустели, поля наши сорной травой поросли, и величие наше унизилось, великолепие наше сгину­ло, богатство наше стало добычей врага» [23] Памятники литературы Древней Руси. XIII век. С. 447, 449. .

Он обличает тех, кто и в час всеобщей скорби ос­тается предан злу и корысти. «Даже язычники, божь­его слова не зная, не убивают единоверцев своих, не грабят, не обвиняют, не клевещут, не крадут, не за­рятся на чужое... Мы же считаем себя православны­ми, во имя божье крещенными и, заповедь божью зная, неправды всегда преисполнены, и зависти, и немилосердья: братий своих мы грабим и убиваем, язычникам их продаем; доносами, завистью, если бы можно, так съели б друг друга, — но бог охраняет! Вельможа или простой человек — каждый добычи желает, ищет, как бы обидеть кого. Окаянный, кого поедаешь?! не такого ли человека, как ты сам?» [24] Там же. С. 455. .

Путь к нравственному возрождению Серапион ви­дит прежде всего в покаянии и очищении от злых помыслов. «Любите друг друга, милость имейте ко всякому человеку... Не возгордитесь, не воздайте злом на зло».

По свидетельству летописца, Серапион был «зело учителен». Вероятно, существовали десятки его цер-ковно-публицистических произведений. Однако беспо­щадное время сохранило лишь пять «слов» влади­мирского проповедника, каждое из которых стало украшением древнерусской литературы.

Большой интерес представляет загадочная фигура митрополита Кирилла П. К сожалению, письменные источники содержат до крайности мало сведений о людях и событиях второй половины XIII в. Можно лишь в самых общих чертах проследить биографию этого крупного церковного и государственного деяте­ля древней Руси [25] Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литерату­ре. Л., 1986. С. 217—221. . Прожив долгую жизнь, Кирилл был свидетелем величайших потрясений в истории страны. Он был близко знаком со многими знамени­тыми людьми своего времени. В 40-е годы XIII в. Кирилл служил могущественному и храброму князю Даниилу Галицкому в должности печатника, то есть хранителя всей княжеской канцелярии.

В 1246 г. Даниил направил Кирилла в Малую Азию, в Никею, где находился тогда константино­польский патриарх. Вскоре Кирилл стал первым ут­вержденным патриархом митрополитом из русских. Вернувшись на родину, он уезжает в Северо-Восточ­ную Русь. При его содействии намечается сближение двух оппозиционно настроенных по отношению к мон-голо-татарам князей — Даниила Галицкого и велико­го князя владимирского Андрея Ярославича. В 1250 г. Андрей женится на дочери Даниила. Венча­ние во владимирском Успенском соборе совершал митрополит Кирилл.

Однако идея антиордынского союза русских кня­зей была в тот период иллюзорной. Она грозила но­выми бедствиями для народа. Посланное Батыем в 1252 г. многотысячное войско под началом Неврюя изгоняет Андрея из Владимира. Спасаясь от погони, он уезжает в Новгород, а оттуда — за пределы Руси, в Швецию. На великом княжении утверждается брат Андрея князь Александр Ярославич Невский.

В эти же годы на Юго-Западе Руси Даниил Галицкий, надеясь получить помощь против татар, ве­дет активные переговоры с католической церковью и даже принимает в 1253 г. королевский венец из рук папского легата. «Латинские» связи Даниила, по-ви­димому, возмущали митрополита Кирилла. Он стано­вится деятельным сторонником политического курса Александра Невского, основными положениями кото­рого были сохранение мирных отношений с Ордой и отказ от каких-либо связей с католическим Западом.