Александр Петряков - Великие Цезари

Об этом мы еще поговорим, а сейчас оставим на время нашего героя и расскажем о Помпее и Крассе, полководцах Суллы, оказавшихся после смерти диктатора как бы наследниками его верховной власти. Они были очень разными людьми, и лишь отчаянное честолюбие можно назвать их общей чертой. Каждый из них видел именно себя первым лицом в государстве.

Марк Лициний Красс происходил из плебейского рода, его отец был в свое время и консулом, а затем наместником Дальней Испании. Женат был Марк Лициний на вдове своего брата и имел от нее детей. Страсть к деньгам у него была сильнее других вожделений. Когда начались развязанные Суллой репрессии, Красс без зазрения совести скупал за бесценок имущество и дома внесенных в проскрипционные списки, а также и рабов, причем не простых, а специалистов – строителей, писцов, архитекторов, банкиров, домоправителей и тому подобных, потому что они стоили на невольничьих рынках гораздо дороже простой рабочей силы. Он и сам занимался обучением рабов, чтобы потом продать их подороже. Красс был чрезвычайно предприимчивым человеком. Он скупал также серебряные рудники, плодородные земли, в самой столице приобретал даже сгоревшие и разрушенные дома, чтобы с помощью своих обученных рабов строить новые и на этом обогащаться. «Таким-то образом, – пишет Плутарх, – большая часть Рима стала его собственностью».

Но, помимо страсти к деньгам, им владела еще и жажда почестей, и в этом он очень сильно завидовал Помпею, которого за его военные победы нарекли Великим. Существует такой анекдот: когда Крассу сказали, что к нему пришел Помпей Великий, тот со смехом спросил: а какой он величины?

Особенно он невзлюбил своего политического соперника после того, как тот практически украл у него победу над Спартаком. Когда тот был почти разгромлен Крассом, явился на подмогу Помпей и добил остатки армии взбунтовавшихся рабов. Богатый честолюбец с трудом это пережил.

После победы над Спартаком оба не стали распускать своих армий, оказывая тем самым давление на сенат. Многим казалось тогда, что без новой гражданской войны ни тому, ни другому не удастся занять место умершего Суллы. Но народ не хотел новой кровавой распри, и это прекрасно понимали соперники.

Поэтому им пришлось, что называется, примириться с обстоятельствами, говоря иначе, сделать хорошую мину при плохой игре и прийти к соглашению о совместном правлении. Помпей и Красс стали консулами на семидесятый год, но, так как оба люто ненавидели друг друга, их власть ничем хорошим не ознаменовалась. Они вынуждены были постоянно идти на компромиссы с различными группировками и исполнять те обещания, что давали перед приходом к власти популярам: в полном объеме была восстановлена трибунская власть, судебные комиссии теперь составлялись из разных сословий – сенаторов, всадников и богатых плебеев – в равных частях; кроме того, сенат был очищен от сулланцев. Таким образом, Помпей и Красс, верно служившие умершему диктатору, получившие от него деньги и политический капитал, в одночасье похоронили всю его конституцию и вернули республику в прежнее состояние нестабильности, которое сулило римскому обществу новую грызню за власть. Быть может, прозорливый Сулла потому и отошел от власти, что видел непрочность и шаткость государственного здания, которое пытался выстроить.

Теперь немного о Помпее. Он родился в сто шестом году и был сыном Гнея Помпея Страбона, консула восемьдесят девятого года и военачальника, известного по Союзнической войне. Молодой Помпей прославился своими победами над марианцами во время гражданской войны, за что был Суллой обласкан и возвышен. После поражения Лепида недобитые марианцы раздули очаг сопротивления на Пиренейском полуострове. Во главе стоял Квинт Серторий, непримиримый враг Суллы, знавший диктатора еще по Югуртинской войне, где они оба были тогда еще молодыми офицерами. Еще при жизни диктатора делались безуспешные попытки подавить восстание. Серторий попытался создать в Испании, которую он объявил независимой от Рима, некое подобие государства с идеалистической программой всеобщей демократии. Его обещания уравнять всех в правах привлекали к нему не только римлян, но и местные племена. Серторий даже создал там школу, где обучал детей испанской знати латинскому и греческому языкам. Знаменитый немецкий историк Теодор Моммзен называл Сертория «замечательнейшим, если не самым замечательным из всех людей, до той поры выставленных Римом». Классики марксизма также расточали ему похвалы. «Замечательный» Серторий тем не менее не гнушался договариваться с пиратами, а также со злейшим врагом своей родины Митридатом для осуществления своих окрашенных дешевым популизмом целей.