Юрий Скуратов - Вариант дракона

Совет Федерации отнесся к письму серьезно, хотя заседание, на котором было намечено рассмотрение моего вопроса, затягивались. В ходе подготовки к нему мне пришлось встречаться и со Строевым и Собяниным — председателем Комитета по конституционному законодательству. Во время последней встречи Собянин сказал:

— Юрий Ильич, есть два варианта действий. Первый — вступить в длительную фазу выяснения отношений с администрацией. Конечный результат этого неясен. Второй вариант — вы уходите по собственному желанию. Тем более есть ваше заявление, датированное 5 апреля.

Как было написано это заявление, при каких обстоятельствах, он не знал.

— Я не исключаю ни первого, ни второго варианта. За место свое я, Сергей Семенович, не держусь…

Я действительно не исключал ухода, но чем дальше, тем яснее становилось, что, как только я уйду, на мое место тут же сядет человек из породы «Чего изволите-с?» и будет заглядывать в рот президентской семье. Поэтому очень важно было, чтобы в мое кресло сел порядочный человек. Тот, кто мог бы продолжить борьбу с ворьем и коррупционерами.

В те же дни у меня произошла встреча с Юрием Михайловичем Лужковым. Ему я тоже сказал, что очень важно, чтобы мое место занял достойный человек. И тогда свое кресло я уступлю ему, не колеблясь ни секунды.

Он сказал мне, что руководство администрации президента (кто именно, Лужков не назвал) выходило на него с просьбой: «Уговорите Скуратова, чтобы он ушел. Мы готовы поддержать кандидатуру, которую он назовет. Только пусть уходит!»

— Это меня устраивает, — сказал я.

— Кого вы видите на своем месте? — спросил Лужков.

— Геннадия Семеновича Пономарева.

Этого человека Лужков знал хорошо — Пономарев в свое время был прокурором Москвы. Собственно, об этом я уже говорил. Отношения у него с Лужковым были непростыми, особенно в период притирки, а потом они работали душа в душу… До тех пор, пока президент совершенного необоснованно не снял его с должности. Вместе с Пономаревым тогда был уволен и начальник московской милиции.

— Хорошая кандидатура, — одобрил Лужков.

— Но есть одно «но», Юрий Михайлович…

— Какое?

— Нас обманут.

— Не обманут, не может этого быть!

— Вот увидите.

Лужков с сомнением покачал головой.

— Но есть же схемы проверки действий…

— Ни одна схема не сработает. Я выйду на трибуну и попрошу сенаторов: «Прошу отпустить меня, я не буду работать, несмотря на то, как сложится голосование…» Меня отпустят, а кремлевская администрация Пономарева на утверждение не представит. Представит другого, своего человека.

— Не может этого быть! В Совете же Федерации сидят серьезные люди… С ними шутить нельзя.

— Вот увидите, Юрий Михайлович… Обманут!

На том мы с Лужковым и расстались.

Через день я встретился с Собяниным и сказал ему:

— Я готов к уходу!

Пока мы говорили с Собяниным, позвонил Строев.

— У вас находится Скуратов, попросите, пусть зайдет ко мне.

Я зашел. Мы со Строевым обнялись, сели в кресла.

— Ну что? — спросил он.

— Я готов уйти. Но при условии, если мое место займет достойный преемник.

Имя Пономарева я не стал называть — понимал, что у Строева могут быть свои кандидаты на эту должность.

Активную роль в том, чтобы я ушел спокойно, без войн, без нервотрепки (хотя все было, и войны, и нервотрепка) играл Юрий Владимирович Петров бывший глава кремлевской администрации, с которым я был знаком еще по Кубе. Петров был близок к Степашину. И Степашин и Путин считали, что я должен уйти, и действовали соответственно. Путин к этой поре уже стал секретарем Совбеза, а Бордюжа был снят и с этого поста, и поста руководителя президентской администрации. Петров организовал встречу в Совете безопасности.

Во встрече приняли участие четверо: Степашин, Путин, Петров и я. Трое собравшихся склоняли меня к тому, чтобы я спокойно ушел из Генпрокуратуры.

— Если в Совет Федерации будет внесена кандидатура Пономарева, я уйду спокойно, — сказал я.

В этот раз я фамилию Пономарева назвал. И Степашин и Путин со мной согласились: против Пономарева они не имели ничего и готовы были сотрудничать с Геннадием Семеновичем.

Мне же важно было, чтобы не пострадала сама система прокуратуры, чтобы шли расследования, чтобы громкие дела, которыми начала заниматься Генпрокуратура, не были положены под сукно.

Я тем временем начал готовить свое выступление на Совете Федерации. Причем готовил я два варианта, а точнее, две концовки выступления. Одна мягкая для существующей власти, где я объявлял о своем уходе в отставку и просил Совет Федерации поддержать мою просьбу, вторая — жесткая, лишенная всяких компромиссов: я отказывался от отставки.