Юрий Скуратов - Вариант дракона

Варили и особый чай, я полагаю, бурятский, — в молоке. Бабушка брала грубые сорта чая и ссыпала их в кастрюльку с молоком, потом все это кипятила. Такого вкусного и, замечу, оригинального чая я не пробовал нигде. Буряты точно так же готовили блюда русской кухни, так же восхищались ими.

И вообще, дружба между русскими и бурятами никогда не была показушной, поверхностной, она имеет глубокие корни, и когда в годы перестроечные и постперестроечные кое-кто попробовал расшатать ее — ничего путного у этих деятелей не получилось. Не смогли они раскачать и тем более пробить дырку в борту этой общей лодки.

Словом, хотя я и давно уехал из Бурятии, некая тоска по ней, тяга осталась до сих пор. И если в Москву с гастролями приезжают бурятские артисты, обязательно иду слушать их. И уж тем более если проходят дни культуры Бурятии.

Прекрасен был Лхасаран Линховоин, лучший исполнитель партии Кончака в «Князе Игоре», ему, кстати, даже гримироваться не надо было, он в жизни очень был похож на Кончака… Я с сожалением произношу «был», поскольку народного артиста СССР Линховоина уже нет в живых. Ким Базарсадаев. Голос его не уступает голосу Линховоина. Великолепная балерина Лариса Сахьянова. Все это — народные артисты СССР. А Галину Шойдагбаеву я даже пригласил как-то на концерт в Москву, на день прокуратуры. Она спела у нас так, что зал ахнул. На концерте присутствовал Евгений Примаков, тогдашний премьер российского правительства, так даже он не выдержал и спросил:

— Где вы нашли такой голос?

— Как где? В Бурятии.

Отдельно я должен рассказать о своей тетке. О тете Ире. Она всегда жила с нами, точно так же, как и мы, меняла адрес, если его меняли мы. В детстве тетя Ира заболела ревматизмом: болезнь эта мучительная, много бессонных ночей, боли, стонов, а лечиться особенно было нечем, санаторные путевки на разные «антиревматические» воды были нам не по карману, и болезнь зашла далеко, скрутила она тетю Иру окончательно.

Тетя Ира стала инвалидом первой группы, хотя до сорока лет двигалась нормально и не выглядела больным человеком.

Из-за болезни она не завела семьи — побоялась, — и ко мне, к моему двоюродному брату Ивану, к сестре Ларисе относилась, как к своим собственным детям. Все, что у нее было, порою даже последнее, отдавала нам.

Работала тетя Ира в центральном универмаге города, и, хотя ее зарплата была не Бог весть какой, семьдесят с чем-то рублей, она старалась нас на эту зарплату приодеть.

Забегая в будущее, скажу, что, когда я окончил школу и встал вопрос: идти учиться дальше или же поступать на работу, чтобы помочь семье выжить, тетя Ира не колебалась ни минуты, она считала: надо учиться дальше. Она настояла на своем.

Именно по ее совету, с ее подачи я пошел заниматься в детский шахматный кружок, поступил в секцию киномехаников и в конце концов приобрел эту профессию — киномеханика. Так что, как говорится, на черный день у меня всегда кусок хлеба будет. Тетя Ира всячески старалась уберечь меня от улицы, точнее, от негативного ее влияния.

В четырнадцать лет она случайно застала меня с папиросой во рту. Я тогда дымил уже несколько дней и считал себя настоящим мужчиной. Более того, мне прочно втемяшилось в мозги суждение, что мужчина обязательно должен курить. Мужчина без сигареты — это мямля, рохля, безвольный тип.

Тетка так посмотрела на меня, что папироса мигом сорвалась с нижней губы и шлепнулась под ноги, на землю. А тетя Ира, ничего мне не сказав, прошла мимо. Молча. Но молчание ее было таким… в общем, оно было гораздо красноречивее, сильнее и громче всякой ругани. Недаром говорят, что самым сильным криком бывает шепот, а уж молчание… Оно, по-моему, гораздо сильнее шепота. Такое молчание, как у тети Иры…

Когда я учился в Свердловске, она последние свои деньги, последние малые крохи отрывала от себя и посылала мне: понимала, что иначе мне не вытянуть. Покупала также одежду, — ей это было проще сделать в Улан-Удэ, в универмаге, чем мне в Свердловске, — и также отправляла на Урал, по адресу, хорошо ей известному.

Я должен низко склонить голову перед своей теткой, перед дорогой тетей Ирой, — она во многом, очень во многом мне помогла. Живет тетя Ира сейчас с моей сестрой, с Ларисой, чувствует себя неважно, передвигается с трудом, но лицо у нее по-прежнему доброе и лучистое. Таких лиц на земле, по-моему, больше нет. Вместе с бабушкой она заменила мне мать.

Но вернемся в прошлое, в Улан-Удэ.

Улан-Удэ — город уникальный по своей красоте: тут — слияние двух рек, прозрачные, в сизой дымке горы, зелень, чистый воздух. Кстати, в городе никогда не бывает грязи. При всем том в Улан-Удэ нет ливневой канализации той самой, которая не давала бы вспухать на улицах дождевым рекам, земля здесь песчаная, даже там, где огороды, — все равно имеется хороший песчаный подбой и любой дождь мигом исчезает в песке, земля делается сухой.