Юрий Скуратов - Вариант дракона

Я сказал Макарову:

— Членов Совета Федерации я знаю хорошо: к ним придется идти и объясняться. Заочно они меня не отпустят. В Совете Федерации народ сидит серьезный… Заявление я писать больше не буду.

Честно говоря, именно в тот момент я твердо решил бороться. Бороться до конца: ну почему я должен уступать этим номенклатурным искривленцам? Ведь не я нарушаю закон, а они… Они! Все-таки я юрист, и не самый последний юрист в России… Неужели меня эта публика сломает?

Утром мне сказали, что по телефону меня разыскивает Строев.

Раз разыскивает, значит — припекло. Да и зол я был на него в ту минуту… Попросил передать, что я нахожусь на процедурах, и ушел на эти самые процедуры.

В этот же день, следующий после голосования, губернатор Магаданской области Цветков вновь поднял вопрос о моей отставке: чего, мол, человека поднимать с постели и вызывать на заседание? Он болеет и пусть себе болеет… Давайте удовлетворим его заявление, освободим, и — дело с концом.

Но Совет Федерации не пошел на поводу у Цветкова, в голосовании ему было отказано.

Начался этап изнурительной, тяжелой, длительной борьбы. Как ни уговаривал меня Макаров написать второе заявление об отставке, так я его и не написал.

Когда лежишь в больнице, когда свободного времени не счесть, можно хорошенько обмыслить и собственные поступки, и собственную деятельность, и собственные планы с рабочими «сюжетами».

Конечно же, разговор об отставке был начат не сейчас и не в кабинете Бордюжи — он, судя по всему, произошел на кремлевском холме еще в 1998 году, в декабре.

В декабре 1998-го у меня должна была состояться встреча с Ельциным, я к ней готовился, — и, вполне возможно, там бы зашел вопрос и о моей отставке, — но вскоре мне объявили, что встреча в декабре не состоится, президент срочно ложится в больницу.

Поскольку я уже физически ощущал, как сгущаются тучи над моей головой, это сообщение я воспринял с облегчением.

В январе ко мне пришел Хапсироков… Кто такой Хапсироков? Как я узнал позже, в Генпрокуратуре его все звали Хапсом и в этой кличке, похожей на хватательное движение, Хапсироков не видел ничего оскорбительного, наверное, потому, что она соответствовала его сути.

Про себя Хапсироков говорил: «Я, конечно, не первое лицо в Генпрокуратуре, но и не второе…» А был-то Хапсироков всего-навсего управделами на Большой Дмитровке. Но суть не в этом. Управделами во всякой крупной организации — это главный завхоз, и, как всякий завхоз, естественно, имеет доступ к первому лицу. Так и Хапсироков. Он пришел ко мне и сказал:

— Юрий Ильич, разговор наш — под секретом. У меня есть точная информация: на вас собран большой компромат, поэтому вам надо из Генпрокуратуры уходить.

Час от часу не легче. В этом предложении было что-то беспардонно кремлевское: вот ведь — завхоз предлагает руководителю организации добровольно распрощаться со своим креслом.

Я ответил Хапсирокову довольно спокойно:

— Ничего противоправного я не совершал, наоборот, всегда старался этого избегать, поэтому о толстой папке компромата и речи идти не может… И уходить я никуда не буду. И не собираюсь.

— Жаль, Юрий Ильич… — Хапсироков вздохнул. — Очень жаль.

— Кто вам сказал о компромате?

— Большие люди под большим секретом. Если я проболтаюсь, то мне… Хапсироков выразительно провел пальцем по горлу.

Мне сделалось противно. Понятно, что и Хапсироков принимает участие в этой большой и отвратительной игре.

Через некоторое время мне стало известно о разговоре Дубинина с одним человеком, телефон которого находился на прослушивании.

— Скуратов никуда не собирается уходить, — сказал он собеседнику. Откуда он это узнал? Откуда сведения? Разговор этот был зафиксирован буквально через день после моего разговора с Хапсироковым.

Может быть, поэтому, зная мое мнение, они не припугнули меня для начала (так эта команда действует обычно), а решили с ходу начать атаку, которую, собственно, и провел 1 февраля Бордюжа?

Тридцатого января ко мне пришел писатель Анатолий Алексеевич Безуглов. Была суббота. Я, как обычно, работал у себя в кабинете на Большой Дмитровке.

Безуглов совершенно неожиданно сказал:

— Юрий Ильич, вы подошли к такой черте, когда у вас есть два варианта поведения: либо вы становитесь национальным героем, продолжая то, что делаете сейчас, либо… А вы посягнули на святая святых тех, кто нами правит, — на их кошелек. В общем, либо вы прорываетесь, как в бою, вперед, либо вас освобождают от должности и смешивают с грязью. Вам ни в коем случае нельзя останавливаться. Сейчас вперед и только вперед!