Дэвид Дуглас - Норманны. От завоеваний к достижениям. 10501–100 гг.

Demus, op. cit., p. 25.

Cp. Jordan in Moyen Age, vols. XXIII and XXIV.

Bertaux, op. cit., pp. 318, 326-30.

Menager, Quellen und Forschungen, XXXIX (1959), pp. 1-116.

Bertaux, op. cit., pp. 317, 335–337, 367, 448–471. Cf. Lenormant, op. cit. , III, p. 286.

Douglas, Old Calabria, pp. 141, 142.

Bertaux, op. cit. 352–358.

Ср. замечания Gaily Knight ( Normans in Sicily, pp. 327–355) с замечаниями Bertaux, op. cit., pp. 376–399.

Bertaux, op. cit., p. 330.

Bertaux, op. cit. , pp. 335-9; 476; and Figs. 139 and 206.

Cf. R. W. Southern, The place of England in the Twelfth Century Renaissance ( History, XLV (1960), pp. 201–216). Перед этой статьей я в особенном долгу.

Tolhurst, «An examination of two Anglo-Saxon MSS of the Winchester School», Archaeologia , LXXXIII (1933), pp. 27–49; D. Whitelock in The Norman Conquest ed. C.T. Chevalier (1966), pp. 40, 41.

R. W. Chambers, in Nicholas Harpsfield's Life of More (Early English Text Soc., CLXXXVI).

Теперь очень авторитетные источники нам сообщают, что «все бы согласились… что в том, что касается культуры и административных достижений, англо-норманны были далеко впереди современных им европейских королевств». ( Columbia Law Review , LXVII (1967), p. 1343.) Какова бы ни была ценность этого высказывания, такого единодушия точно не существует. Ср., к примеру, R. R. Darlington «The Norman Conquest» (Creighton Lecture, 1963) с лекциями R. A. Brown и G. Yarnecki, прочитанными перед Королевским Историческим Обществом и в Британской Академии в 1966 году.

М. D. Knowles, Monastic Order ( 1940), p. 94.

Southern, op. cit., p. 202.

Ibid.

Haskins, Medieval Science , pp. 20–42.

Charles Singer во вступлении к новому изданию Cokayne, Leechdoms (1961), p. XXXIX.

R. W. Chambers, op. cit.

C. S. Lewis, The Discarded Image (1961), pp. 6, 7, 8.

R. R. Darlington, Anglo-Norman Historians (1974); Douglas, English Historical Documents , II, pp. 101, 102.

F. Wormald in The Bayeux Tapestry , ed. F. M. Stenton (1957), pp. 25–27; E. Maclagan, The Bayeux Tapestry (King Penguin Book, 1943).

G. Zarnecki, «1066 and architectural sculpture», Proc. Brit. Acad., LII (1966), pp. 87-104.

Ibid., p. 87.

Ibid., p. 88.

Knowles, Historian and Character (1963), p. 184.

Op. cit., pp. 184, 185.

Zarnecki, op. cit., p. 91.

Ecclesia Syracusana prima [ilia Divi Petri et prima post Antiocham Christo dicata.

Will. Malms., Gesta Francorum, II, p. 322.

Edrisi in Amari, Bibliotheca, I, p. 37; Chalandon, Domination normande, I, p. 354. Сейчас этот саркофаг находится в Неаполе.

Е. A. Freeman, William Rufus, Appendix «TT».

Bertaux, op. cit., pp. 312–316.

Ord. Vit., IV, pp. 17, 18.

Не вызывает сомнения оправданность идеи рассмотрения всех действий норманнов как звеньев единой цепи, однако связывать с их масштабными замыслами и свершениями деятельность викингов в середине XI столетия. как представляется, несколько преждевременно. Анализ фактов и доступных нам источников позволяет провести достаточно ощутимый водораздел между потомками скандинавов Рольфа Пешехода. осевших в государстве франков, и теми, кто остался на Севере. продолжая совершать набеги на Европу. Осознание собственного единства, — без сомнения и так достаточно слабое, — через пару поколений полностью изжило себя, поэтому норманны (точнее, нормандцы) той эпохи, о которой пишет Дуглас, уже не имели предпосылок рассматривать себя как нечто единое с северными пришельцами. Степень согласованности действий между ними нельзя преувеличивать — она не превосходила того единства, которое спорадически обнаруживало себя в бесконечных и непрочных альянсах того времени между европейскими правителями и подвластными им государствами. Если и удается проследить определенную синхронизацию действий в эпопее Вильгельма Завоевателя и Харальда Сурового, то она объяснялась общим скандинавским происхождением лишь в самую последнюю очередь. — Примеч. авт.

Речь идет, собственно, о нормандцах — именно так корректнее с точки зрения исторической истины именовать этих людей. Термин «норманны», традиционно относимый к викингам, совершавшим набеги на Европу в VIII–XI вв., в случае его применения к выходцам из Нормандии имеет несколько странный оттенок и лишь запутывает ситуацию, создавая иллюзию единства тех и других, в то время как мы имеем дело с принципиально различными историко-культурными общностями. В качестве антитезы этому комментарию следует отметить, что в данном случае именно скандинавское происхождение предков норманнов отразилось в той напористой, целеустремленной и в высшей степени энергичной политике, которую проводили как наиболее выдающиеся из нормандских вождей, так и все нормандцы в целом. Секрет феномена Нормандии, заявившего о себе на рубеже раннего и развитого Средневековья и во многом, собственно, обусловившего переход от первого ко второму, кроется именно в этом безотчетно осознаваемом наследии предков, а также в том, что викинги, осевшие в Северной Франции, влили новую кровь в жилы населения этой земли. Нормандия получила подпитку в форме своеобразного клона наиболее молодого и агрессивного социального организма на континенте, почти идентичного по основным показателям германским социумам эпохи Великого переселения. Аналогичным было и влияние — «пассионарность» викингов по инерции продолжала оказывать воздействие на масштаб притязаний и формы деятельности государей из рода нормандских герцогов, да и простых нормандцев. — Примеч. ред.