Анатолий Манаков - Тринадцатый знак

Безопасность в разведке связана с другим, не менее важным фактором психологическим или человеческим, его можно назвать как угодно. Разведчику приходится балансировать на канате между сомнением и доверием - и, если постоянно подозревать, легко теряешь равновесие, да без доверия и ничего не сделаешь. Профессионалы знают об этом, стараются доверять друг другу и своим негласным помощникам. Но это доверие особого рода напоминает акт воли и развитой жизненным опытом интуиции, когда, не до конца представляя себе другого человека, нужно ему довериться и решиться на это, взяв ответственность за последствия на себя.

Контрразведка в разведке для Энглотона была дантовым адом со всеми его кругами. От такой работы нервный износ, бессонница и язва желудка - и это еще не самые тяжелые потери. Мозг постоянно лихорадило: "Почему значительная часть операций ЦРУ в России оказывается неэффективной? Не проник ли в Лэнгли дьявольски коварный "крот", раскрывающий все мало-мальски значимые источники?" Невольно вспоминался ему полковник О. Пеньковский, о котором знала лишь горстка сотрудников американской и английской разведслужб. Что послужило причиной его провала? Неряшливая работа агента или тех, у кого он был на связи в Москве? Этот провал шеф контрразведки рассматривал в широком контексте, не исключавшим, что "утечка" пошла от англичан и к этому делу приложил руку Ким Филби, в свое время избежавший ареста явно по подсказке одного из его коллег в британской разведке. Или кого-то в верхнем эшелоне ЦРУ?

Однажды от перебежчика Энглтон получил данные о проникновении в руководящее звено американской разведки агента под псевдонимом "Саша". Большего узнать не удалось, но для него это было достаточным, чтобы усматривать в "Саше" лицо реальное. Словно наваждение, в его воображении возникал образ агента-двойника "Азефа" - именно таких типов ему и предстояло отыскать в самом ЦРУ. Как заведено в службе безопасности, он всячески отгонял от себя мысль об агентах-тройниках, они были слишком запутанным ребусом и не очень удобным для анализа, - тут уже мало глубокой чувствительности и готовности жить в мире непредсказуемости.

"Я напал на след ваших друзей из КГБ", - любил шутить Энглтон при встрече с кем-то из светского общества. От такого черного юмора на спине мог выступить пот. Когда же начинали оспаривать его подозрения, он многозначительно замечал: "У вас нет допуска к определенным источникам". И самозабвенно, как ал-химик, расставлял на доске по собственному усмотрению фигурки агентов-двойников, перебежчиков, подстав, провокаторов. Считая себя в контрразведке гроссмейстером международного класса, иногда даже хвастался сво-ими новыми "композициями" и "эндшпилями". Но были у него и партии, о которых он скромно умалчивал, ибо партнером оказывался человек проницательнее его. Один из них - Ким Филби; этого англичанина Энглтон так и не раскусил, хотя лично знал очень хорошо.

Чем больше задумывался "ферзь" контрразведки, как мог Филби перейти на сторону "Оппозиции", тем больше парадоксальных догадок приходило ему в голову. Филби - выпускник Кембриджа, потомок английских аристократов. Неужели на него повлияла первая жена-полячка, симпатизировавшая коммунистам? В годы войны Филби служил в пятом отделе британской разведслужбы и внедрял агентов-двойников в разведки противника - репутация его в этом деле была безупречной. Тогда же он осуществлял официальные контакты с советской разведкой и опять-таки вел себя безукоризненно. Но вот как умудрился Филби натянуть нос американцам, поддерживая в течение трех лет в Вашингтоне официальный контакт с ЦРУ и ФБР? Энглтон встречался с ним регулярно с глазу на глаз, но даже в мельчайших деталях не мог обнаружить ничего предосудительного...

Доскональную разработку всех имеющихся фактов, характерную для сотрудников сыска, шеф внешней контр-разведки ЦРУ довел до такой степени изощренности, что даже вещи очевидные в его воображении усложнялись и не укладывались в реальную действительность. Талант к запутанным и бесплодным интригам у него был поразительный. Он выдвигал серию абстрактных "рабочих гипотез", они обретали свою собственную, неподвластную ему жизнь и какую-то магическую защиту от ответственности. Со своими эзотерическими измышлениями он входил прямо в кабинет директора через дверь ванной комнаты. В Лэнгли у него хранилась самая секретная информация, в том числе и касающаяся сотрудничества с разведками западных стран.