Некоторые тенденции, проявившиеся за последнее десятилетие в западной культуре, свидетельствуют о ее небезраз- личии к обострившемуся противостоянию глобальной стандартизации и локальной самобытности. По мере того как культура, живущая по законам централизованного серийного производства, все явственнее начинает приедаться, а Америка утрачивает позиции верховного арбитра, культурная продукция и деятельность, несущая в себе уникальные черты места происхождения, медленно, но верно растет в цене. Ценность произведения искусства диктуется теперь именно невозможностью его механического и стандартизированного производства. В такой ситуации новую роль начинает играть сам творец. Ему больше не нужно работать и существовать обособленно, чутко реагируя лишь на запросы и стремления своего одинокого сознания. Поводом для творческого усилия теперь может быть и специальный заказ, и конкретное пространство, художники могут работать совместно, целенаправленно погружать себя в традиции той или иной местности. Эти возможности уже активно использовались в создании монументальных скульптур, инсталляций, перфомансов, однако есть все основания полагать, что им найдется применение и в таком роде искусства, как кино, где новейшие технологии уже позволяют выпускать фильмы с относительно минимальными затратами.
Развитие технологий, как и раньше, застает галерейное и книжное искусство плетущимся в хвосте популярной культуры. Многолетнее социальное и экономическое унижение чернокожего населения США наконец ясно высветило давнюю истину» заключающуюся в том, что именно афроамериканскому сообществу Запад обязан большинством культурных новаций своей новейшей истории. После десятилетий, отданных приспособлению черной музыки, танцев, речи ко вкусам и представлениям белой аудитории, сегодня неадаптированная музыка черной урбанистической Америки сделалась звуковым сопровождением жизни всей западной молодежи. И опять же, пока образованные граждане Запада исправно посещают галереи современного искусства, где послушно знакомятся с произведениями актуальных видеохудожников, из- под рук чернокожих американских режиссеров выходят образцы ошеломляюще новаторского синтеза звука и изображения. Только они называются музыкальными видеоклипами (посмотрите, к примеру, сопровождение Хайпа Уильямса к композиции «Не выношу, когда идет дождь») и транслируются для миллионов телезрителей.
Кое‑что указывает на то, что философы, наперекор давней традиции использовать абстрактный анализ для поиска универсальных законов, всерьез заинтересовались возможностью увидеть границы собственной дисциплины. Людвиг Витгенштейн, оставивший преподавание в годы Второй мировой, чтобы поступить санитаром в больницу, не мог смириться с фундаментальной верой коллег в способность философии добыть некое знание о мире, недоступное остальному человечеству. Задачей философии, говорил Витгенштейн, является не решение, а распутывание философских проблем. По утверждению британского философа Бернарда Уильямса, мысленные эксперименты, которые лежат в основании значительной части моральной философии (например, призванные дать ответ на вопрос, правильно ли убить одного человека, чтобы спасти десять), бесполезны, ибо полностью выводят за скобки жизненный опыт и сложнейшие нюансы текущей ситуации, которые участвуют в каждом нашем процессе совершения морального выбора. Эти двое и немалое число их коллег возвращают нас к началу западной мысли (описанному в главе 3), чтобы усомниться в его фундаментальной предпосылке.
В начале этой главы я упомянул о том, что сам смысл западной цивилизации оказался поставленным под вопрос. Наверное, более точным будет сказать, что западная цивилизация обрела новый смысл. Но в чем заключается этот новый смысл, и помогает ли он объяснить, как мы задумывались в начале книги, «что такое цивилизация»? В самом деле, настала пора поинтересоваться, какие выводы из изложенной здесь на нескольких сотнях страниц истории Запада мы можем сделать о нашей цивилизации.
Есть два ответа на этот вопрос, две возможные реакции на случившийся кризис. Примером первого, как показывает история последних десятилетий, стала проповедь позиции моральной однозначности, делящей мир на два полюса — добрый и злой. Нас не должно удивлять, что идея цивилизации в подобной обстановке извлечена на свет западными лидерами и использована в целях пропаганды. По мере того как требованием времени (по крайней мере, так нас убеждают) становится прямой и ясный взгляд на мир, слово «цивилизация» начинает означать все хорошее, аслова «хаос», «анархия», «террор» —все плохое. Носителям первого надлежит воспользоваться им как оружием для победы над вторым.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу