Лоуренс Бергрин - Марко Поло. От Венеции до Ксанаду

Он отправился в паломничество к могиле в провинции Маабар в обществе христиан и мусульман. «Скажу вам, что сарацины этих земель имеют в него большую веру и говорят, будто он был сарацин» — заключение доброжелательное, но нелогичное, поскольку жизнь и деяния Фомы на несколько столетий предшествовали возникновению ислама. Тем не менее «те сарацины говорят, что он был великий пророк, и зовут его на своем языке «авиарум», что означает «святой человек»». Невнятные объяснения Марко относительно личности святого Фомы, возможно, отражают смешение религиозных преданий в этой области или показывают, что он сам не понимал, о чем ведет речь.

Независимо от того, кем был «святой человек» при жизни, место его захоронения окружали тайны и чудеса. Деревья давали орехи — Марко называет их «фараоновыми орехами», — обеспечивавшие и пищу, и питье. «У них есть наружная скорлупа, на которой словно нити, которые используют во многих вещах и применяют для многих целей. Под этой наружной скорлупой находится пища, которой человек может наесться досыта. Она воистину сочна и сладка как сахар, бела как молоко и образует чашу в форме наружной скорлупы. А в середине этой пищи так много воды, что можно наполнить сосуд, и вода эта чиста и холодна, и превосходного вкуса». Марко не скрывает изумления. Эти таинственные орехи, разумеется, кокосы.

Сама земля, тучная и красная, обладала волшебной целительной силой. «Христиане, которые совершают паломничество туда, берут землю с места, где было убито святое тело Святого Фомы, и благоговейно несут в свои страны, и дают немного этой земли, смешанной с водой или иными жидкостями, пить больному, если он болен трехдневной или четырехдневной лихорадкой — то есть малярией, — и едва больной выпьет, он исцеляется силой Господа и святого». Марко уверяет, что он сам «привез немного этой земли с собой в Венецию и многих исцелил ею». Купцу Марко не к лицу мантия целителя. Вполне возможно, что он вернулся в Венецию с образцом этой чудесной земли, но нет сообщений о том, что он использовал ее для лечения, и случаи исцеления не числятся среди его подвигов. Скорее всего, его секретарь Рустичелло или кто-то из благочестивых переводчиков рукописи добавил эту подробность, чтобы преувеличить веру Марко.

Он и в самом деле становился верующим. Марко больше не отзывается о сотнях, а затем и тысячах виденных им изображений Будды — деревянных, каменных и рисованных — как об идолах. Теперь он погружается в историю этого уникального духовного учителя, пытаясь постичь таинственное, но несомненное притяжение Будды.

Впервые сочувствие к буддизму могло пробудиться в Марко при контактах с монголами, которые все чаще принимали учение Будды. Они узнали о нем от западных соседей, уйгуров, однако уйгурская версия буддизма пришла не из Индии, а из Ъ*бета. Пропитавшись магическими обрядами, эта вера распространялась на восток по Шелковому пути вплоть до Камбулака и дошла до Хубилай-хана, который принял ее наряду с другими верованиями своей империи. В Индии Марко встретился с более древней, чем в знакомых монголам доктринах, формой буддизма, и пленился ею. Как хамелеон, он вновь сменил окраску: из Марко-монгола стал Марко-буддистом.

Марко задался целью передать своей западной аудитории значение Будды. Его описание знакомства с Буддой передает ощущение, будто он для того и пустился в такую даль, чтобы встретиться с великим учителем, который придаст смысл и ясность его странствиям. История взросления Будды напоминала историю Марко, и венецианский купец естественно ассоциировал ее с историей духовных странствий индийского мудреца. Марко приводит рассказ о жизни Будды — сильно сокращенный, однако в нем слышится сердечное чувство, а не пренебрежение или снисходительность. Он впервые представил своим первым читателям Будду и буддизм. Марко называет Будду необычным именем: Сагамони Буркан — «Божественный Будда». Первая часть этого имени — его транскрипция «Шакьямуни». Этот термин из санскрита означает: «святой из царского рода Шакья». Вторая часть произведена от монгольского слова «бурхан», означающего «бог», «божественный» или «святой».

«Этот Сагамони был первый человек, во имя которого делались идолы», — объясняет Марко и далее описывает его как «святого и лучшего человека среди них», добавляя, что он был первым человеком, «которого они почитали за святого и сделали ему идола».

Марко продолжает: «Он был сыном великого царя, богатого и могущественного. Вел он столь добродетельную жизнь, что не желал слышать ни о чем мирском и не желал быть царем. И когда его отец увидел, что сын не желает царствовать… он был от того в великой досаде. Он сделал ему весьма лестное предложение, сказав, что венчает его полновластным царем державы, и тот станет владеть ею по своей воле. Он же готов был отказаться от венца и не стал бы никому приказывать, хотя остался бы господином и повелителем.