Владимир Марковчин - Фельдмаршал Паулюс - от Гитлера к Сталину

Я подумал и сказал: "Правильно, я подумаю еще над этим. До какого срока я должен бы написать такое обращение?" Господин полковник ответил: "Вы знаете, нельзя терять время, это должно быть готово завтра".

Я подумаю еще, как это сделать.

14 августа 1944 года. Сегодня я принял осознанное и правильное решение о вступлении в "Союз немецких офицеров". Я сделал это потому, что в течении последних 34 лет я был прежде всего офицером.

Вечером я передал господину полковнику текст моего обращения к группе армий "Норд". Оно получилось небольшим по объему, но довольно емким по содержанию. Я думаю, что обращение найдет должный отклик как у генерал-полковника Шернера, так и у солдат и офицеров его армейской группы: как мне сообщил господин полковник, оно будет посредством радио передано многократно на разных частотах.

29 августа 1944 года. Мои друзья сегодня сообщили мне, что на собрании военнопленных в лагере № 27, созванном по поводу моего вступления в "Союз немецких офицеров" и выступления с обращением к немецкому народу, один из профашистски настроенных офицеров выкрикнул в мой адрес: "Свинья!" Установить этого человека не удалось.

После собрания некий лейтенант Бисманн заявил: "Если Паулюс еще не был сумасшедшим, то в Москве его теперь свели с ума", а некий лейтенант Крегер сказал: "Можно себе представить, что через 1,5 года Паулюс дал себя сломать". Ему вторил якобы некий обер-лейтенант фон Буркерсроде: "Паулюс несколько дней тому назад вступил в СНО, у него слегка крыша не в порядке". Вот вам и субординация...

Да, работать с таким контингентом очень сложно - у Гитлера было значительно больше времени для их воспитания.

31 августа 1944 года. Радостная весть - группа военнопленных офицеров румынской армии, под воздействием моего и группы офицеров заявления, в количестве 27 человек, подали заявление с ходатайством об отправке на фронт, в Румынию. Они рассматривают заявление как шаг к общей победе над врагом свободолюбивых народов.

Однако не все так хорошо. В лагере № 160 у группы офицеров мое заявление вызвало растерянность.

10 сентября 1944 года. Сегодня беседовали с полковником Болье снова о Сталинграде, и я рассказал ему, как ответил фюреру, когда получил приказ о взятии Сталинграда. Я ему написал: "Ваш приказ будет выполнен! Да здравствует Германия! Пусть живет Германия!" В эту фразу я вложил особый смысл: пусть живет Германия, а не погибнет, как мы. Гитлер это, конечно, понял.

Сталинградская битва имеет три периода: наступление, оборона и преступление. Сколько этому человеку ни делай, он все говорит: мало, достань луну с неба! Между любовью и ненавистью расстояние невелико. Теперь моей ненависти нет пределов.

Вечером, в беседе с генералами, снова затронули эту тему. Я сказал, что до последнего момента все думал, что у Гитлера самые лучшие намерения, что правительство все же перестроится каким-либо образом и отступится от своей политики. Сегодня мы можем оставить эту мысль, как совершенно бесполезную.

Признаваясь откровенно, я должен сказать, что верил в национал-социализм. Все генералы не должны забывать, что были под его влиянием, так как перед нами стояла большая сила, которая, казалось, была способна достичь поставленных целей, а цели эти были прекрасные...

Никто из генералов не мог предполагать, что таков будет исход, так как нельзя же требовать, чтобы человек был пророком - ведь все могло сложиться совершенно иначе. Я был убежден в том, что не должен примыкать к движению.

Я говорил себе: положение таково, что со спокойной совестью я не могу участвовать в этом движении, так как не знаю, как обстоят дела на родине. Однако настоящее положение вещей доказывает, что я глубоко ошибался.

Убедительным моментом явилось открытие второго фронта, а также мысль, на которую меня навели генералы - просто невозможно в настоящее время действовать в соответствии с чисто военными законами. Все эти моменты побудили меня с тяжелым сердцем отойти от прежнего убеждения и прийти к другому.

Если уж я вступаю в борьбу, то я не могу играть роль, которую мне предписывают, иначе я не что иное, как объект, который используется организацией. Я сказал, что полностью включился в движение, но нужно же иметь какую-то точку опоры, за которую можно было бы держаться, так как я не могу так просто выставлять свое имя, как если бы поставили во главе лейтенанта или ефрейтора - это было бы совсем другое дело.

Здесь дело не в формальностях, а в моем отношении к "Офицерскому союзу", в моем положении.