Пу И - Последний император

Этот настоящий ад просуществовал целых четырнадцать лет под вывеской "главы исполнительной власти", "императора Кандэ", "небесного рая на пути повелителя" и т. п. Все эти зверства производились от моего имени. И неудивительно, что все свидетельства пострадавших от режима Маньчжоу-Го заканчивались так:

"Я требую, чтобы народное правительство отомстило за наши обиды! Мы хотим, чтобы японские бандиты и китайские изменники кровью ответили за содеянное! Отомстите за погибших родственников! Накажите японских бандитов и китайских изменников!"

Откровенность японских военных преступников, разоблачения, апелляции населения и проведенные расследования взбудоражили всю нашу тюрьму. Особенно остро на все реагировала молодежь. Теперь меня стали разоблачать племянники, муж сестры и Да Ли. Повсюду я чувствовал к себе ненависть, в том числе и ненависть родственников. Я словно был окружен зеркалами и из каждой точки мог видеть собственное, крайне неприглядное изображение.

Все началось с общего собрания. В тот день все мы присутствовали на собрании японских военных преступников, и члены рабочей группы захотели услышать наше мнение о нем. Находясь под впечатлением того подъема, который царил на собрании японских военных преступников, многие из нас вскакивали с мест и, перебивая друг друга, откровенно признавались в собственных преступлениях и разоблачали других. Больше всего досталось бывшему министру юстиции Чжан Хуаньсяну; до событий 18 сентября он был министром военного образования, административным начальником особого района города Харбина и командующим военной авиацией Северо-Востока. После событий 18 сентября он бежал из Центрального Китая к себе на родину в Фушунь; всеми правдами и неправдами втерся в доверие к японцам; предлагал диктаторам свои планы, написал сорок две докладные записки и добился того, что завоевал признание Квантунской армии. По рекомендации военного министерства Чжан Хуаньсян добрался до поста министра юстиции. Он отличился многими своими поступками. Так, до своей служебной карьеры он устроил у себя дома молельню с изображением японского императора и всякий раз, когда к нему приходили японцы, обязательно сначала опускался на колени перед молельней, принимал позу молящегося и ждал. Или, например, как-то в Фушуне он лично следил за постройкой храма "Мудрого и могущественного императора", а когда храм был построен, вместе с женой ежедневно убирал его. С перепугу Чжан Хуаньсян был бледен как полотно, потом его стали обвинять в постоянном нарушении правил распорядка тюрьмы. Например, он умышленно портил пищу, постоянно кричал на надзирателя и т. п. Это вызвало общее недовольство собравшихся.

Некоторые предупреждали, что будут и дальше его критиковать, если он не исправится. Меня страшила такая публичная критика, и я боялся, что меня тоже посчитают бесчестным. Поскольку во время сбора информации нам не разрешалось обмениваться никакими сведениями, мне не давала покоя мысль, что присутствующие не знают о моих чистосердечных признаниях. И я почувствовал крайнюю необходимость самому выступить на собрании. Я обо всем рассказал и закончил свою речь заверением в твердой решимости признать свою вину.

Согласно правилам, каждый обличительный документ должен был прочесть тот, против кого он направлен. Следователь Чжао принес мне кипу бумаг и сказал:

— Когда прочтете, подпишете то, с чем вы согласны. В случае несогласия можете написать свои возражения.

Сначала я прочел то, что написали бывшие министры-марионетки. Они обращались к общественным фактам маньчжурского правительства, и я подписал все их материалы. Дальше я стал читать сведения, написанные моими домочадцами, и уже через несколько станиц ладони мои стали липкими от пота. В материалах Лао Ваня, моего двоюродного брата, был, например, такой отрывок:

"Вечером 9 августа 1945 года я направился во дворец повидать Пу И. Пу И что-то писал, а Чжан Цзинхуэй и Такэбэ стояли у дверей в ожидании аудиенции. Пу показал мне написанное. Содержание его сводилось к следующему: приказывалось всем вооруженным силам Маньчжоу-Го совместно с императорской армией разбить наступающего врага (советскую Красную армию). Пу И сказал, что намерен отдать этот приказ Чжан Цзинхуэю и другим, и спросил, какие у меня есть представления на этот счет. Я ответил, что другого пути нет".