Нестор Махно - Воспоминания

Уничтожением этой колонии и последовательно ряда других кулацких хуторов по возможности вместе с их хозяевами, прямыми участниками в сожжении села Дибривки, в издевательствах над его жителями, в убийстве лучших из молодежи, мы должны были сделать последнее наше предупреждение буржуазии. Мы должны были дать ей знать, что мы, революционные крестьяне, взялись за оружие с целью решительной и полной победы над нею, над ее строем и политическими режимами; что на этом пути мы ни перед чем не остановимся; что чем больше буржуазия допустит кровавых ужасов и уничтожающих села пожаров в целях удержания за собою власти произвола и подлости в отношении трудовой части украинского народа, тем с большей ожесточенностью мы будем ее атаковывать со всех сторон, на всех путях, уничтожая и ее самое, и ее усадьбы…

Итак, жители колонии Красный Кут в большинстве своем ушли. Ушли в другие колонии, в другие хутора района. Вслед за ними была опрошена и отпущена часть схваченных во время боя и на заставах. Часть же, в особенности из тех «героев», которые были схвачены на заставах с запасами вооружения и снаряжения, полученными ими от австро-немецких штабов после выхода на село Дибривки, была тут же расстреляна…

Теперь наш отряд был пополнен лучшими свежими лошадьми, тачанками и боевым снаряжением. Двинувшись в обход вокруг колонии с целью удалиться от пылавшего костра, он вытягивался на прямую дорогу, в сторону Фесуновских хуторов. Это были хутора крупных собственников-землевладельцев, которые почти все вместе с колонистами нападали на нас в селе Дибривки. Так же как и краснокутцы, при занятии этого села они жестоко расправлялись с трудовой частью его населения; так же как и краснокутцы, ходили с факелами из двора во двор и поджигали.

По показаниям краснокутцев, задержанных нами под колонией, хуторяне эти оставались еще где-то под селом Дибривки. Но это было утром. Теперь же время подходило к вечеру. Они, должно быть, только-только съезжаются и готовятся к хорошему ужину в виде тризны победителей. Ни я, ни штаб, ни отряд не могли исключить их из списка лиц, подлежащих беспощадному уничтожению как немедленному, по свежим следам, возмездию за их кровавые действия против крестьян.

Я сказал Каретнику и Щусю:

– Поспешим на эти хутора, чтобы заскочить в них, к их хозяевам, в хороший вечерний час, словно гости, без которых, по крестьянскому обычаю, добрый хозяин сам не сядет за стол. Поспешим, чтобы хозяева этих хуторов не успели сделать этот первый вечер своего возвращения из похода на Дибривки вечером ликования для себя и для прилегающих хуторов. Уничтожим эти подлые гнезда, выращивающие в себе силы позора и преступления на свободной земле!..

– Отряд уже вытянулся, – ответил мне Каретник и позвал коноводов с лошадьми.

Мы все, словно сговорившись, разом сели на коней и тронулись в путь по следам ушедшего под горку отряда.

Вдруг слышим позади нас крик:

– Стойте! Стойте!

Оглянулись мы и увидели крестьянскую бричку. С нее соскочило три человека крестьян. Оставив лошадей на затянутых вожжах, они бежали к нам, крича:

– Мы к Батьке Махно. Батько Махно нам нужен!

Товарищ Щусь их узнал и, сказавши мне: «Это дибривские дядьки», бросился к ним спросить их, в чем дело.

– Мы к нему, к Батьке Махно, с хлебом-солью и с миром приехали, – ответили они товарищу Щусю. Щусь подвел их ближе ко мне. Снявши шапки, они поздоровались со мною. Затем один из них подошел вплотную к моему коню и подал мне большую крестьянскую паляныцю (хлеб) фунтов в семь весом с воткнутым в нее сверху большим куском соли.

Товарищ Щусь тихо говорит мне:

– Это – дибривские кулаки.

Я дал понять товарищу Щусю, что услыхал его, и тут же поставил дядькам вопрос:

– В чем дело? Что вы хотите выразить этим хлебом-солью нам, повстанцам?

И я получил ответ:

– Мы приехали к вам, Батько Махно, чтобы сообщить вам, что мы, селяне дибривчаны, помирились с немцами, австрийцами и всеми в окружности хуторянами (читай – собственниками). Мы хочем миру и с вами…

Я задумался. Товарищи Щусь и Каретник не сдержались и нагрубили. Я попросил их извиниться перед дядьками, что они сейчас же и сделали. (Впрочем, дядьки приняли их грубость за шутку.) Затем я взял переданный было товарищу Лютому хлеб с солью обратно в свои руки и вернул дядькам, заявивши:

– Вашего хлеба с солью я от вас не могу принять. Возвращаю его вам обратно и прощу вас, скажите мне правду, кто вас с ним послал к нам?