В это время в коридоре послышался шум. Часовые, стоявшие в коридоре у дверей каждой камеры, заволновались. Наш часовой отворил дверь и быстро пересчитал арестованных.
— Все на лицо, — ответил комиссар.
— Гадис, Гадис идет! — раздались тревожные голоса в камере.
— Ложитесь все, черт бы вас побрал! — закричал Заклер.
Дверь камеры отворилась, и на пороге появился среднего роста плотный, коренастый мужчина. Лицо его было бритое, одутловато-круглое с парой серых бесцветных глаз, которые быстро и угрюмо перебегали из-под полуопущенных век. В руке его чернел наган со взведенным курком.
— Чего не спите! — желчно закричал Гадис. — Я кому сказал, чтобы в одиннадцать часов у меня все спали! Морды, что ли, вам бить, сволочь! И грязь я вижу. Ящик с сором не вынесли… Языком заставлю вылизать другой раз, мать вашу… Я вас научу гигиене!
— Ящик не вынесли, ибо после обеда нам не позволили во двор выходить, — заметил кто-то.
— Молчать. Это меня не касается. Не сметь возражать мне. Вот я вас, сукиных сынов, велю прикладом лупить, как в доску. Я вас научу.
Новый взрыв брани посыпался на арестованных. Гадис пришепетывал и задыхался в этом потоке слов.
Заметив, что на мне ботинки, он подскочил ко мне и замахнулся револьвером:
— Я приказал снимать обувь или нет?!
— Я сегодня первый день здесь, — ответил я.
— То-то же. Марш сор выносить. Буржуи паршивые. Лакеев вам, может быть, надо?
Вскоре Гадис удалился, но крики его еще долго раздавались в верхних коридорах, где помещались остальные камеры.
Я, кое-как устроившись на голых, неровных досках, пытался забыться. Но сон долго не посещал меня. Кроме того, сильно мучили насекомые.
— Уже начали чесаться, — заметил мой новый приятель — литератор. — Да тут всего много: и блох, и вшей, и клопов. От последних немного свет спасает. У нас электричество всю ночь горит. При свете они не так кусают. Говорят, клопы боятся света.
А за дверью, в коридоре громко спорили и ругались часовые. Я давно уже прислушивался к их разговору. Спор шел о какой-то лишней порции мяса, полученной одним из них. Спор переходил в крик, гулко разносимый каменными стенами пустынного коридора и подхватываемый эхом на лестнице. Спать было немыслимо.
— Вот видите, — сказал Миронин. — За людей нас не считают, даже спать не дадут.
— Смертники и есть, — тихо отозвался старичок Пиотровский, долго и истово молившийся в своем углу у окна и укладывавшийся теперь ко сну.
Старик долго еще лежа бормотал молитвы. В коридоре кто-то уговаривал споривших часовых.
— Тут товарищ ни при чем, — раздался монотонный голос. — Все зависит от того, какой повар. На кухне есть один молодой, так тот порции правильные выдает… Равные… А другой — тот новый. Он еще не приноровился… Третьего дня, как размены были, наш караул всю ночь не спал. А утром нам хлеба не было… Вот это без внимания действительно оставить нельзя…
Дико и страшно было слушать эти равнодушные речи — здесь, где, казалось, из каждого угла глядела на нас страшная маска смерти, где слилась в один безмолвный задушенный вздох бездна невыразимых страданий и невыплаканных слез. Я не спал до утра.
Утром меня разбудили мыть полы в камере. Когда я выходил в коридор, мне показали на худощавого, бледного маленького старичка. Он старательно справлялся со своей половой тряпкой и усердно тер ею пол. Мне сказали, что это известный генерал Эбелов. Было невыносимо тяжело смотреть на этого исстрадавшегося старца, превратившегося в одну ходячую тень. Он уже давно сидел в чрезвычайке и был недавно переведен в тюрьму, так как дело о нем передали в ревтрибунал. Но незадолго до моего заключения он был снова затребован из тюрьмы в ЧК.
Вместе с ним убирал коридор юноша лет 17–18. Я узнал, что фамилия его Федоренко. Он был сыном начальника дивизии [99] Федоренко Василий Тимофеевич , р. 27 дек. 1871 в Санкт-Петербурге. Окончил Псковский кадетский корпус 1889, Павловское военное училище 1891, академию Генштаба 1903. Генерал-майор, начальник 173-й пехотной дивизии. К 21 нояб. 1918 в гетманской армии, генеральный хорунжий. В Вооруженных силах Юга России; летом 1919 в штабе Войск Юго-Западного края (Одесса). Расстрелян большевиками 13 июля 1919 в Одессе.
, расстрелянного здесь, в ЧК, на глазах несчастного мальчика. Юноша всё время пытался избавить Эбелова от непосильной для больного старика работы. Но Эбелов благодушно отказывался от его помощи.
Читать дальше