Сергей Волков - Красный террор глазами очевидцев

Для того чтобы стрельба и крики не доносились на улицу и не смущали обитателей коммунистического государства, практиковался следующий прием: во дворе постоянно стояли два грузовых автомобиля. Когда начиналась казнь, оба мотора заводились «на холостом ходу» и их оглушительное гудение покрывало звук выстрелов и нечеловеческие крики, доносившиеся из подвала. Жертвы, остававшиеся наверху в ожидании своей очереди, были всему этому свидетелями. Их счастье было, если очередь доходила до них. Однако чаще всего человек 20–25 отправлялись обратно в камеры под предлогом, что «сегодня уже поздно». В эти именно минуты многие и сходили с ума. Их расстреливали через два-три дня уже в бессознательном состоянии.

Когда иногда приходилось срочно расстрелять одного-двух человек, то сложная процедура подвала заменялась следующим: во дворе, у одной из стен, на высоте человеческого роста, было сделано углубление. Обреченного ставили спиной к стене, так что голова приходилась в отверстие, и палач стрелял сзади. Отверстие играло роль мишени.

III. В Киеве в помещении чрезвычайки следственная комиссия обнаружила одну страшную комнату. Это была обширная зала, уставленная стульями и скамьями в виде амфитеатра. Перед ними устроен помост. Это был театр, в котором расстреливались жертвы чека. Зрителями были члены чека, их знакомые и преимущественно дамы. Во время зрелища казней зрители пили вино и впрыскивали себе кокаин; комиссия обнаружила в страшном зале много пустых винных бутылок и шприцов от кокаина. В результате опьянения алкоголем, кокаином и кровью зрители приходили в исступление и сами принимали участие в казнях.

IV. В Одессе были ночью арестованы по подозрению в контрреволюционности чиновник Бечастнов и его жена. По дороге в чрезвычайку, проходя через городской сад, матросы-конвоиры расстреляли обоих супругов и еще трех человек, арестованных ими в другом месте. Трупы они свалили на двух извозчиков, доставили их в морг и ушли. Оказалось, что Бечастнова не была мертва; едва матросы ушли, как она очнулась, села на столе, оглянулась вокруг и испустила пронзительный крик; вбежал сторож морга, который едва не потерял сознания от этого зрелища. Понимая, что угрожает несчастной, если матросы услышат ее крик, он стал ее успокаивать и зажимать рот. Бечастнова была, однако, в состоянии невменяемости и продолжала кричать нечеловеческим голосом. Через несколько минут в мертвецкую ворвались матросы, которые с проклятиями выгнали сторожа и расстреляли женщину на столе, между трупами остальных, к которым судьба была более милостивой.

V. В Харькове казнимых уводили за город и заставляли их перед казнью рыть самим себе могилы. Все могилы ныне обнаружены, причем выясняется, что многие из расстрелянных не были мертвы в тот момент, когда их засыпали землей. На их лицах сохранился отпечаток невыразимого ужаса, рот полон землей, пальцы скрючены и царапают грудь.

Чрезвычайки продолжают царствовать в России. Их значение и сила растут с каждым днем. Меч Немезиды состоит в том, что сама советская власть начинает пугаться создания своих рук. В настоящее время чрезвычайки — государство в государстве, которые никого не слушают и ничего не боятся. Всё чаще и чаще их жертвами становятся большевики, обвиняемые в измене советской власти и т. п. Пауки, посаженные в одну банку, начинают поедать друг друга. Большевики, стиснутые со всех сторон и обреченные на гибель, начинают заниматься самоистреблением. Последние дни существования советской власти в России дадут нам, вероятно, потрясающие картины поглощения советской власти, обладающей тенью законности, чрезвычайками. Но сейчас страшно не то. Ужас заключается в том, что чрезвычайки стали орудием истребления интеллигенции — мозга страны. Адвокаты, врачи, инженеры становятся ее обычными жертвами. Никакое обвинение к ним не предъявляется; они виновны только тем, что они интеллектуально стоят выше черни. Из грязных подвалов, из зараженных тифом и туберкулезом кварталов вырвался темный зверь и грозит уничтожить всё, что стоит выше его. России угрожает превратиться в духовную пустыню, без университетов, музеев, библиотек и лабораторий. Борьба с большевиками есть в то же время спасение остатков русской культуры.