Сергей Волков - Красный террор глазами очевидцев

Отлично выспавшись, дала Люше урок русского языка, а затем принялись с Н. за глажение белья. В 6 1/ 2часа пришлось уже опять отправляться. По дороге зашла за Д., ей бедной сегодня сильно нездоровилось. Вторая ночь была очень беспокойная. Кроме привезенных раненых и больных, мне принесли еще с улицы двух умирающих рабочих. Осмотрев их, доктор сказал, что, по-видимому, от истощения, и посоветовал их положить прямо в так называемую «покойницкую». «Неужели ничего сделать нельзя?» — «У нас для этого ничего нет, понимаете. Нет соответствующих средств, даже горячей воды не имеется. Игра не стоит свеч», — заметил он, уходя. Когда я нагнулась над одним, то заметила крупную слезу, скатившуюся из-под полузакрытых век. Может быть, отец семейства, подумала я. Нет, как-то еще не все чувства притупились. Найдя свободную койку, велела его положить. У ст. сестры вымолила электрич. кипятильник и, согрев воду, обложила его горячими бутылками, сделала несколько впрыскиваний камфары и сама не поверила глазам, когда через два часа заметила маленькую перемену к лучшему в пульсе. Мало-помалу он перестал хрипеть. С помощью санитара влила ему в рот немного теплого молока. Он стал дышать ровнее. Второй был очень стар, и все мои старания не увенчались успехом, пришлось его действительно отнести в «покойницкую». К утру мой «пациент» пришел в себя. Я принесла ему немного булки и молока, выпросив для него у эконома. Он съел малость и выпил. Передавая отделение, просила сестру обратить на него особенное внимание. Домой пришлось пойти пешком, по случаю того, что в воскресенье трамваи не ходят.

Напившись чаю, не ложась, отправились с Н. на рынок. Положительно ничего нет. После бесконечного хождения купили из-под полы для Люши один фунт масла за 60 р. и немного картофеля и брюквы. Если бы не этот фунт хлеба, что я приношу каждый день, можно было бы буквально умереть с голоду. Боли мои дают себя сильно чувствовать, иной раз должна прилечь, чтобы не сделалось дурно. Плохо, коли здоровье еще изменит! Сегодня мне так и не пришлось поспать. Только что я кончила урок с Люшей, пришла бар. М. с всевозможными новостями и просьбой взять к себе немного белья и серебра. Условились, что Юлия принесет вечером Н. На дежурство пришлось идти опять пешком. Дорогой почувствовала опять сильные боли. Дэзи тоже едва плелась со страшной головной болью. Одна радость для меня была найти своего пациента уже сидящим на кровати. Он со слезами благодарил меня. Ему уже всё рассказали больные. Сегодня в общем довольно спокойное дежурство, только боли мои меня прямо с ума сводят. Составила три табурета и попробовала прилечь хоть на несколько минут, но, по-видимому, задремала. Проснулась от быстрых шагов в коридоре, и когда я вскочила, то Дэзи стояла передо мною, но в каком виде! Без косынки, волосы растрепанные, вся красная, взволнованная, с полными слез глазами. «Что случилось?» — спросила я. «Нет, это, право, больше, чем человек может выдержать!» Она расплакалась. Дав ей успокоиться, я просила ее толком рассказать, в чем дело. Оказалось, что какой-то товарищ Резин из канцелярии или из амбулатории влюбился в нее и уже некоторое время все пристает к ней со своими чувствами. Она до сих пор старалась отделаться шутками, сегодня же ночью пришел к ней в дежурную и сделал ей формальное предложение. Когда она ему отказала, говоря, что замужем, и хотела уйти, он схватил ее и не пускал. Не помня себя от ужаса, Д. ударила его по лицу. Он был страшно обозлен и сказал, что она его попомнит, если не одумается, он уже сообщит, кому нужно, «кто мы такие». Я ей посоветовала рассказать обо всем старшему врачу. «Это невозможно, он тогда, наверно, донесет». Да, положение пиковое, придется поломать голову, пока выйдешь из этого тупика! Решили завтра обсудить этот вопрос. Успокоив ее немного и проводив вниз, я поднималась к себе, когда услышала неистовый женский крик; даже спавший санитар вскочил. В тифозном отделении (крик был оттуда) послышалась беготня, громкие голоса, затем всё стихло. Уже утром мы узнали, что один тифозный больной повесился. На следующий день был страшный скандал, который ст. врачу чуть не стоил жизни.

Навестила сегодня в клинике свою бывшую пациентку, она страшно обрадовалась; жаловалась, что частые обыски в клинике действуют убийственно на ее нервы, но в общем ей очень хорошо в клинике.

Как все ужасно складывается. Бедная Д. заболела тифом. Ее положили в ту же комнатку-дежурку, где два дня тому назад повесился больной. Сестра Р. будет около нее, это меня несколько успокаивает, так как это почти единственная опытная и добросовестная сестра. Бедный Саша, я зашла сообщить ему эту грустную весть. Бедный мальчик с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться; он так безгранично любит свою маму Дэзи. Сегодня пришлось дежурить в пяти отделениях, сестры-латышки отказались дежурить ночью, а Дэзина заместительница сегодня не пришла. Работы было много: одного из привезенных раненых пришлось взять прямо в операционную, он истекал кровью. Всю ночь буквально не пришлось присесть. Один момент мне сделалось так дурно, что я должна была опуститься на подоконник, чтобы не упасть. «Да вы просто голодны, сестра, — заметил врач, — вам надо чего-нибудь поесть, идите-ка ко мне в дежурку, не обижайтесь, что я прямо без церемоний предлагаю вам подкрепиться, у меня всего есть еще, слава Богу! Нельзя же всю ночь работать с холодным шумом в желудке». У него действительно было всё, даже горячий кофе с молоком и сахаром. Подкрепившись и поблагодарив гостеприимного доктора, я хотела уходить, когда он мне сказал: «Вот здесь кусок жареного мяса, булка, масло, кусок пирога, возьмите все это для вашего мальчика. Я знаю, что у вас есть сын. Не обижайтесь на меня». Какая могла быть обида, я чувствовала глубокую благодарность к этому доброму человеку. С полными руками вернулась я в дежурную. Перед уходом домой спустилась к Д.; она лежала в бреду, никого не узнавала и часто произносила имя Рольфа. Р. сказала, что она всю ночь была беспокойна, всё порывалась выскочить из кровати. Сестра Р. тоже имеет вид страшно утомленный.