Роман Ключник - Лекции Президентам по Истории Философии и Религии

«Деревенские старики, родившиеся «при господах», ещё хранят оттенок уважения и к чужой собственности, и к чужому культурному труду, но хулиганствующая молодёжь впадает явно в тот опасный психоз, который побуждал варваров разрушать всякую цивилизацию…

На барина-благодетеля чаще всего смотрят, как на дурака, простотой которого пользоваться будто бы сам Бог велел. Жестокие, первобытные нравы вытесняют не только культурных людей из русской деревни, но и тех крестьян, которые ещё не потеряли образ человеческий».

Многим людям правильно увидеть или понять истину мешает внушённая «идиллия» об «идеальности» народа, о его — призрачной «святости» в смысле мудрости. Хотя понятие — «мой народ», вполне может быть для этих многих — «святым».

Чтобы не было иллюзий, необходимо обязательно в средних школах вводить предмет — «Социология», и объяснять это сложное понятие «народ», ибо это самая любимая игрушка для манипуляций, как в смысле слова-понятия, так и в смысле той огромной группы людей, которое оно обозначает.

В середине 90-х годов XX века был виден единственный плюс «перестройки»: печаталось много литературы, от художественной до научной, которую было немыслимо увидеть при марксистах в СССР. В том числе стало возможным прочитать некоторые мемуары представителей интеллигенции и дореволюционной элиты общества, которым удалось выжить после 1917 г.

Историческая ценность этих мемуаров в трагедии этих людей — в том, что они, изгнанные из своей Родины, сидя в далёкой эмиграции среди других народов и без надежды вернуться в Россию — долгими вечерами анализировали произошедшую трагедию. Этот фильм своей жизни до 1917 года они просматривали в своих воспоминаниях тысячи раз в поисках ответов на многие — почему? Поздно и трагично они приходили к пониманию правды, случившегося. И найденные ответы им пользы уже не принесли, но их далеким потомкам в России в XXI веке они могут пригодиться.

Сейчас с этой целью заглянем в мемуары княгини Лидии Леонидовны Васильчиковой, урожденной — Вяземской (опубликованные в 1995 г.).

«Если для горожан, чьё понятие о русских крестьянах сводилось, с одной стороны, к тургеневским идиллиям, с другой — к революционным народническим статьям, если для этих профанов деревенской жизни русский мужик 1918 года оказался сюрпризом, то для нас, деревенских жителей, поведение их было, увы, не новостью»,

«На доброго барина, благодетеля смотрели ещё и не как на дурака, а с подозрением и презрением к его великодушию, объясняя добродетель — попыткой спасти добрым делом свою грешную душу». «Лошади подвергались ужасным мучениям, им вырывали языки, выжигали глаза, и над ними проделывались жестокости, которые я воздержусь описывать» (о 1905 г.),

«Я полагаю, что единственным объяснением такой необычной психологии великорусских крестьян заключалась в том, что они не были наследственными собственниками, а земледелие было общинным».

Это очень интересный вывод бывшего землевладельца и «эксплуататора». Интересно и то, что плачевное положение крестьян продолжилось и при марксистах в колхозном варианте, а от понятия — «не моё» возникли неэффективность труда и повальное воровство. В наше время — идея фермерства потерпела крах, а модифицировать организацию колхозов и совхозов, чтобы организовать труд крестьян с долевым участием не додумались. А воз и нынче там…

Посмотрим на другие выстраданные княгиней истины:

«Я считаю, что основной ошибкой русских культурных классов моего времени в их отношениях с крестьянством было то, что они их считали за таких же людей, какими они были сами, и приписывали им свои собственные чувства и своё мышление. Если в каждом человеке существуют звериные инстинкты, то в культурных классах они пропорциональны человеческим инстинктам.

В наших великорусских крестьянах (малороссы несколько иные, — В.) этот звериный инстинкт преобладал… Если бы крестьяне расценивались именно так и с их детства с этими звериными инстинктами боролись бы, много случившегося бы во время революции можно было избежать»,

«Не оттого громадная крестьянская масса в России стала сплошным звёрьём, что аграрная реформа не была закончена, …а потому, что, гонясь за её умственными достижениями, недостаточное внимание обращалось на развитие её моральных устоев», в этом по мнению княгини — «лежит громадная и, потому единственная, на мой взгляд, вина русского дворянского интеллигентного класса».