НКЮ издательство. - Процесс антисоветского троцкистского центра.

В этом я обвиняю членов “параллельного” антисоветского троцкистского центра - Пятакова, Радека, Сокольникова и Серебрякова, - т.е. в преступлениях, предусмотренных статьями УК РСФСР: 581а - измена родине, 586 - шпионаж, 588 - террор, 589 - диверсия, 5811 - образование тайных преступных организаций.

Я обвиняю всех остальных подсудимых: Лившица, Муралова Н., Дробниса, Богуславского, Князева, Ратайчака, Норкина, Шестова, Строилова, Турока, Граше, Пушина и Арнольда в том, что они повинны в тех же самых преступлениях, как члены этой организации, несущие полную и солидарную ответственность за эти преступления, вне зависимости от индивидуального отличия их преступной деятельности, которая характеризует преступления каждого из них, т. е. в преступлениях, предусмотренных теми же статьями Уголовного кодекса.

Основное обвинение, товарищи судьи, которое в этом процессе предъявляется, - это измена родине. Измена родине карается ст. 581а Уголовного кодекса РСФСР. Она говорит об измене родине, как о действиях, которые совершены в ущерб военной мощи Союза, его государственной независимости, его территориальной неприкосновенности, как шпионаж, выдача военных и государственных тайн, переход на сторону врага. Все эти элементы, кроме последнего, - бегство за границу, - мы имеем здесь налицо. Закон возлагает на совершивших это тяжелое государственное преступление, которое наша великая [c.213] Сталинская Конституция справедливо называет тягчайшим злодеянием, - тягчайшее наказание. Закон требует при доказанности вины преступников приговорить их к расстрелу, допуская смягчение этого наказания лишь при смягчающих обстоятельствах.

Вы должны будете, товарищи, судьи, в совещательной комнате ответить на вопрос - есть ли у этих обвиняемых и у каждого из них в отдельности индивидуальные и конкретные обстоятельства, которые позволили бы вам смягчить угрожающее им по закону наказание? Я считаю, что таких смягчающих обстоятельств нет. Я обвиняю преданных суду по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса в полном объеме.

Я обвиняю не один! Рядом со мной, товарищи судьи, я чувствую, будто вот здесь стоят жертвы этих преступлений и этих преступников на костылях, искалеченные, полуживые, а, может быть, вовсе без ног как та стрелочница ст. Чусовская т. Наговицына, которая сегодня обратилась ко мне через “Правду” и которая в 20 лет потеряла обе ноги, предупреждая крушение, организованное вот этими людьми! Я не один! Я чувствую, что рядом со мной стоят вот здесь погибшие и искалеченные жертвы жутких преступлений, требующие от меня, как от государственного обвинителя, предъявлять обвинение в полном объеме.

Я не один! Пусть жертвы погребены, но они стоят здесь рядом со мною, указывая на эту скамью подсудимых, на вас, подсудимые, своими страшными руками, истлевшими в могилах, куда вы их отправили!..

Я обвиняю не один! Я обвиняю вместе со всем нашим народом, обвиняю тягчайших преступников, достойных одной только меры наказания - расстрела, смерти! (Долго несмолкающие аплодисменты всего зала).

* * *

Председательствующий тов. Ульрих опрашивает каждого из подсудимых - Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова, Богуславского, Дробниса, Муралова, Норкина, Шестова, Ратайчака, Строилова, Лившица, Турока и Граше, имеющих право защитительной речи, - не желают ли они воспользоваться этим правом. Все перечисленные подсудимые от защитительной речи отказываются.

Председательствующий: Слово имеет тов. Брауде, защитник подсудимого Князева.

Брауде: Товарищи судьи, я не буду скрывать от вас того, исключительно трудного, небывало тяжелого положения, в котором находится в этом деле защитник. Ведь защитник, товарищи судьи, прежде всего - сын своей родины, он также гражданин великого Советского Союза, и чувства великого возмущения, гнева и ужаса, которые охватывают сейчас всю нашу страну от мала до велика, чувство, которое [c.214] так ярко отобразил в своей речи прокурор, эти чувства не могут быть чужды и защитникам.

Но, товарищи судьи, волею советского закона, волею Сталинской Конституции, которая обеспечивает каждому обвиняемому, независимо от тяжести совершенного преступления, право на защиту, наш гражданский и профессиональный долг - помочь в осуществлении этого права тем обвиняемым, которые пожелали этим правом на защиту воспользоваться.

Я защищаю Князева, начальника дороги, который в угоду японской разведке пускал под откос поезда с рабочими и красноармейцами. Не скрою, что когда я читал материалы по делу, когда перелистывал документы, когда слушал показания Князева, мне чудился и грохот разрушающихся вагонов, и стоны умирающих и раненых красноармейцев. Тем не менее я был бы не прав, если бы сказал, что никаких оснований для его защиты нет.