Высадившись с парохода в Дагу, Ватацубаси на паровом катере поднялся по реке Байхэ в Тяньцзин и, наняв на причале рикшу, велел доставить его в японское консульство. Здесь его уже ждали.
- В посольстве вас с нетерпением ждут, велели не мешкая доставить в Пекин, - сообщил ему консул. - Джонка нанята, кули наготове, можете ехать прямо сейчас. Или желаете с дороги отдохнуть и перенести путешествие на завтра?
Ватацубаси знал, что путешествие на гребной лодке по крайне извилистой реке Байхэ от Тяньцзиня до стоявшего в двадцати милях от Пекина городишка Тунчжоу занимает двое суток и решил, что на джонке и отдохнет. Да и не чувствовал он себя уставшим, на пароходе хорошо выспался и умел в пути расслабляться.
Консул лично проводил его к ожидавшей джонке и махнул кули немедля трогаться. Джонка оказалась маленькой, не более восьми шагов в длину, но без палубы, так что не походишь, и к тому же валкой. С десяток тощих кули едва шевелили веслами, солнце нещадно палило, огромные черные жирные мухи тяжело гудели над самой головой, а бой с опахалом спал с открытыми глазами, и пришлось дать ему затрещину, чтобы побудить махать энергичней. Бой ожил, но глядел теперь столь злобно, что Ватацубаси подумал было согнать его с джонки, но опахало приносило такое облегчение... В целом путешествие можно было назвать удобным, но на узкой и короткой джонке возникало неодолимое желание двигаться и терпеть было невозможно. Ватацубаси горел желанием скорее оказаться в посольстве и приняться за работу, спрыгнул бы на берег и помчался бегом, но noblesse oblige... Оставалось невозмутимо наслаждаться зеленым чаем, который постоянно заваривал здесь же еще один бой, и любоваться крохотными ярко-зелеными, возделываемыми полуголыми крестьянами делянками риса, расстилавшимися на всем протяжении от моря до столицы китайской империи.
Наконец эти дохлые, хотя консул в Тяньцзине и уверял, что нанял лучших, кули дотащили джонку до пристани в Тунчжоу, где его встретил соплеменник в европейском костюме, назвавшийся начальником охраны дипломатической миссии полковником Шиба.
- После поражения в войне китайцы стали крайне дерзки, особенно молодежь, пришлось усилить охрану миссии, - сказал полковник. - Эти двадцать миль до посольства нас понесут в паланкинах, так что о делах будем говорить на месте.
И еще семь часов пришлось мучиться в неподвижности, проклиная церемониал, обязательный для официального лица, которым он неожиданно оказался.
В миссию их доставили поздно ночью. Полковник Шиба проводил его в крохотный домик с открытыми для ночной прохлады, но затянутыми противомоскитными сетками окнами. Вскоре слуга внес лакированный поднос с расписанными голубыми лотосами фарфоровыми чашками, в которых аппетитно белели суси - колобки из вареного риса с сырой рыбой и овощами, приправленные уксусом и сахаром, мидии на пару, жареные осьминоги и стояла бутылка черного сакэ. Они поужинали и полковник оставил его, приказав отдыхать и набираться сил к утру.
Утром Ватацубаси проводили в главное здание, в котором, кроме апартаментов посланника и канцелярии, находились комнаты советников. Здесь его встретил полковник Шиба.
- Господин посланник сейчас в Шанхае, отбыл по служебным делам, но ты поступаешь в мое распоряжение и обязан выполнять мои приказы. С господином Сугияма, советником господина посланника, мы введем тебя в курс дела.
В кабинете господина советника они сели по сторонам большого письменного стола и Ватацубаси приготовился слушать.
- Ты достаточно хорошо знаешь русский язык? - спросил его господин советник .
- Я знаю его в совершенстве, потому что родился, вырос и окончил курс гимназии в России, во Владивостоке, но и позднее, учась в мореходном колледже в Иэтадзима, я регулярно читал русские газеты, которые специально для меня выписывал каннуси Сумимото.
- Я знаком с господином Сумимото, это хороший наставник, - кивнул головой советник Сугияма.
О том, что он был во Владивостоке после окончания колледжа, Ватацубаси умолчал. Спросят - ответит.
- Ты читал эту книгу в России? - спросил полковник Шиба и положил перед ним томик с иероглифами на обложке: "Плачущие цветы и скорбящие ивы, последний прах кровавых битв в северной Европе".
- Да, - ответил он, - это роман русского писателя Льва Толстого "Война и мир".
- Я не знаю, насколько удачен перевод, но русские представляется мне достойными противниками, - с ноткой уважения заметил
Читать дальше