Журнал Дилетант 2012 №01

Костомаров. Обыкновенно думают, что Иван горячо любил свою супругу; действительно, на ее погребении он оказался вне себя от горести и спустя многие годы после ее кончины вспоминал о ней с нежностью в своих письмах. Но тем не менее оказывается, что через восемь дней после ее погребения Иван уже искал себе другой супруги и остановился на мысли сватать сестру Сигизмунда-Августа Екатерину, а между тем, как бы освободившись от семейных обязанностей, предался необузданному разврату; так не поступают действительно любящие люди.

Карамзин. Вероятно ли, чтобы Государь любимый, обожаемый мог с такой высоты блага, счастия, славы низвергнуться в бездну ужасов тиранства? Но свидетельства добра и зла равно убедительны, неопровержимы. История не решит вопроса о нравственной свободе человека.

Раздав по церквам и для бедных несколько тысяч рублей в память усопшей, послав богатую милостыню в Иерусалим, в Грецию, Государь 18 августа (1560 г.) объявил, что намерен жениться на сестре короля польского.

Костомаров. Король Сигизмунд-Август поставил условием брака мирный договор, по которому Москва должна уступить Польше Новгород, Псков, Смоленск и Северские земли. Само собой разумеется, что подобные условия не могли быть приняты. Иван Васильевич перестал думать о польской принцессе и, намереваясь в свое время отмстить соседу за свое неудачное сватовство, 21 августа 1561 года женился на дочери черкесского князя Темрюка, названной в крещении Мариею. Царь продолжал вести пьяную и развратную жизнь и даже, как говорят, предавался разврату противоестественным образом с Федором Басмановым.

Карамзин. Не вдруг, конечно, рассвирепела душа, некогда благолюбивая: успехи добра и зла бывают постепенны; но летописцы называют тиранство Иоанново чуждою бурею, как бы из недр ада посланною возмутить, истерзать Россию. Москва цепенела в страхе. Кровь лилася; в темницах, в монастырях стенали жертвы; но тиранство еще созревало: настоящее ужасало будущим!

Костомаров. Мучительные казни доставляли ему удовольствие: у Ивана они часто имели значение театральных зрелищ; кровь разлакомила самовластителя: он долго лил ее с наслаждением, не встречая противодействия, и лил до тех пор, пока ему не приелось этого рода развлечение. Иван не был, безусловно, глуп, но, однако, не отличался ни здравыми суждениями, ни благоразумием, ни глубиной и широтой взгляда.

Карамзин. Сей Государь, до конца жизни усердный чтитель Христианского Закона, хотел соглашать его Божественное учение со своею неслыханною жестокостию: то оправдывал оную в виде правосудия… то смиренно винился пред Богом и людьми, называл себя гнусным убийцею невинных, приказывал молиться за них в святых храмах, но утешался надеждою, что искреннее раскаяние будет ему спасением.

Костомаров. Царь ожидал с двух сторон нашествия врагов, а внутри государства ему мерещились изменники. Он желал проливать кровь, но трусил и измыслил такое средство, которое бы в народных глазах придавало законность самым необузданным его неистовствам.

2 февраля царь прибыл в Москву и явился посреди духовенства, бояр, дворян и приказных людей. Его едва узнали, когда он появился, злоба исказила черты лица, взгляд был мрачен и свиреп: беспокойные глаза беспрестанно перебегали из стороны в сторону; на голове и бороде вылезли почти все волосы. Видно было, что перед этим он понес потрясение, которое зловредно подействовало на его здоровье. С этих пор поступки его показывают состояние души, близкое к умопомешательству.

Карамзин. Исчислив вины бояр и подтвердив согласие остаться Царем, Иоанн. предложил устав опричнины: имя, дотоле неизвестное! Иоанн сказал, что он для своей и государственной безопасности учреждает особенных телохранителей. Такая мысль никого не удивила: знали его недоверчивость, боязливость, свойственную нечистой совести; но обстоятельства удивили, а следствия привели в новый ужас Россию.

Соловьев. Начались казни: несколько вельмож было умерщвлено, с других взято обязательство не отъезжать. Враги Москвы хотели воспользоваться этою враждою царя к вельможам своим, и знатнейшим из этих вельмож вручены были грамоты от короля польского с приглашением перейти на его сторону. Дело это открылось и подало повод к новым казням.

Костомаров. Царь завел у себя в Александровской слободе подобие монастыря, отобрал 300 опричников, надел на них черные рясы поверх вышитых золотом кафтанов… Сам царь так усердно клал земные поклоны, что у него на лбу образовались шишки.