Михаил Меньшиков - Выше свободы

И второй вопрос, словно бы звучащий через все времена и подхваченный Меньшиковым из древности на излете его слышимости:

"Неужели эта ошибка самых вдумчивых и бескорыстных душ в течение тысячи лет - заботы о благочестивых нравах народа, о святости его быта? Неужели ошибка - это бесконечное поучение сдержанности, терпения, снисходительности к ближним, призывы к симпатии и солидарности, похвалы любви и мира, требования чистоты телесной и душевной?"

С тем же недоумением и страхом смотрим и мы сегодня на сознательное, под видом свобод, убиение народной нравственности, на открытое издевательство над нашими обычаями и святынями, надо всем лучшим, что до сих пор спасало человека в его относительной хотя бы чистоте. Есть вещи необъяснимые - перед необъяснимостью факта нарочитого калечения и опустошения жизни мы сейчас и стоим. В эпоху Меньшикова глубинная Россия по своей отдаленности и бездорожью, по извечной недоверчивости простонародья к печатному слову могла и не читать либеральных газет, спускающих зло, и тем уберечься от растления душ. Сегодня телевидение мертвой и грязной хваткой достало до каждой деревни, до каждого угла. "Шантажный", по слову Меньшикова, журнализм, ненавидящий историческую Россию, ухватил в свои руки оружие массового поражения.

Но именно потому, что это оружие массового поражения и по взрывному действию, и по последствиям, и должен бы из каких-нибудь неведомых тайников явиться здравый смысл и спросить: "Что же мы делаем, господа? Ведь, убивая без жалости "этот народ", "эту страну", мы превращаем ее в безжизненное пространство и тем самым пусть не в первую, пусть во вторую очередь, но в очередь неизбежную, убиваем и себя!" Но здравый смысл все не является. Он и не может прийти к прокаженным, мстительно заинтересованным в том, чтобы нравственная и духовная проказа разошлась по всему миру. Здравый смысл должен был прежде явиться к нам, против кого применяется это дьявольское оружие разложения и унижения; стоя по грудь в яме из нечистот, можно бы и догадаться, для чего роется и наполняется гадостью яма... Нет, и среди нас отрезвление незаметно, угарные пары ударили в голову и затмили ясность ума.

"Неужели это ошибка... заботы о благочестивых нравах народа?" Для столь богатырского нравственного сложения, каким обладал Меньшиков, вымучиться до подобного вопроса, пусть и невольно вырвавшегося, значило пройти через тяжкие душевные испытания, через веру, перемежающуюся неверием, в глубинную прочность народа, через сомнения в том, что добро сумеет устоять.

Не однажды в своих работах Меньшиков повторяет, что могучие древние цивилизации, и римскую, и греческую, сгубили не внешние нашествия, а нашествие внутреннее, которое называется нравственным разложением общества и в котором народное тело источается болезнями праздности, вседозволенности и безволия. "Не варвары разрушили цивилизацию, а разрушила ее демократия в разных степенях ее засилья..." Нравственно падший народ способен лишь проживать состояния, нажитые другими поколениями и данные Богом, но защитить себя он не может, воля его ослабевает, вся духовная и физическая слитность распадается на множество больных клеток, вступающих в соперничество друг с другом, - тогда-то и становится он добычею набежников, перед которыми устаивал в течение столетий.

Так было, так будет.

Лучшее доказательство современности - это история, подготовление и рождение сегодняшнего дня из лона народной судьбы, совмещение тайных законов, действие которых повторяется через определенные промежутки времени, с законами начертанными, известными, находящимися в руках народа и заключающимися в правилах сбережения себя и усиления государства. Но с собою-то как раз народ и не может управиться, это какая-то фатальная слабость, вытекающая из множества и разноречивости, свойственная не одному лишь русскому народу, но русскому в особенности. Он ищет кому подчиниться; глубоко почитая святых, он не может остаться надолго наедине с ними, и как только внешняя власть слабеет, как только требовательность теряет силу, кончается в нем и воодушевление. Меньшиков вспоминает Костомарова: "Новгородцы пропили свою республику". Вспоминает Карамзина, назвавшего Святую Ольгу великим мужем русской истории. "Великая мать народа русского", "мудрейшая из людей", - добавляет и сам к характеристике княгини Ольги. Она для публициста особая величина в русской истории, яркая, красивая и мудрая, заложившая основы могучей государственности и просвещения. "Утомленных мерзостью" язычников, она, первая принявшая византийскую веру, обратила к нравственному порядку, без которого не стоит ни народ, ни государство, нашла, что именно христианство лучше всего ложится на славянскую душу, восприимчивую к красоте и порыву, и способно преобразить ее. Мать богатыря и победоносца Святослава, бабушка Крестителя Руси Владимира, она дала Рюриковичам русской кровью породу крепкую и державную, окончательно укоренила Русь на ее земле и первая ее просветила. Это особенно важно для Меньшикова. "...Получить просвещение иначе, чем из своей души, - вещь невозможная", - говорит он и стоит на этом как в отношении древнего просвещения, так и в отношении позднего, современного ему, когда "обвал иноземных влияний, иностранщина и инородчина разорили Россию - у нас украдено все тысячелетнее наше прошлое. Нас разучили любить его и научили презирать".