Леннарт Мери - Мост в белое безмолвие

"Биармия* оказалась страной искусно возделанных пашен, жители которой, однако, воспротивились их высадке на берег. Земля терфиннов была совершенно пустын-{27}ной, там можно было встретить лишь охотников, рыбаков и птицеловов. Жители Биармии рассказали Отеру о своей стране, а также и о соседних с ней землях. Но что в их рассказе правда, а что нет, он не знает. Ему показалось, что финны и жители Биармии говорят на одном и том же языке. Он завязал с ними отношения главным образом потому, что, во-впервых, хотел исследовать их страну, а во-вторых, также из-за китов и моржей, ибо бивни последних дают превосходную кость. Несколько бивней он привез в дар своему королю. Кроме того, из их шкур получаются великолепные корабельные тросы".

Эта цитата нуждается в некотором пояснении.

Отер был родом из Норвегии, точнее - из Хаалогаланда, где через тысячу лет после него родился один из последних норвежских викингов, Отто Свердруп, капитан "Фрама", на котором плыл к Северному полюсу Фритьоф Нансен. Отер разводил северных оленей, но фундамент своего солидного состояния заложил торговыми путешествиями в Биармию. Под этим скандинавским названием разные исследователи усматривают самые различные области Северо-Восточной Европы, начиная с Кольского полуострова и кончая Северным Уралом, но само название, по мнению многих ученых, восходит к слову "парма", что на языке коми-зырян означает первобытный, девственный лес. Позднее оно легло в основу названия города Пермь. По всей вероятности, рассказ Отера записан королем англосаксов Альфредом, который взял его к себе на службу как выдающегося мореплавателя своего времени. Это первый письменный источник, рассказывающий о Нордкапе, о Ледовитом и Белом морях и о народностях, населявших побережье Дальнего Севера; его достоверность подтверждается следующим абзацем: "Вот он и поплыл вдоль (норвежского. - Л. М.) берега, держа курс точно на север. В течение трех дней безлюдный берег был у него с правого борта, а открытое море - с левого, и он оказался в тех северных водах, в которые обычно заходят китобои. Но он продолжал свой путь на север в течение еще трех дней. Тут берег поворачивал на восток или море вторгалось в сушу -- этого он не знал. Зато он точно помнил, что в этом месте ему пришлось ожидать западного ветра или вест-норд-веста".

Из этого обстоятельного объяснения, которое почти зримо воссоздает линию Скандинавского побережья, можно ко всему прочему сделать вывод, что навигационная {28} техника Отера была весьма примитивна. Парусные суда плавали по Нилу задолго до фараонов, в то время как в Европе пользовались еще лодками, выдолбленными из ствола дерева. Но и моряки античного мира не умели ходить галсами, то есть лавируя против ветра. Если не было попутного ветра, их парусники вела вперед объединенная мускульная сила десятков рабов. Уже после Отера моряки научились использовать ветры двадцати румбов из тридцати двух - т. е. 225° из 360°,- что позволяло им двигаться при бейдевинде, но в 875 году Отеру на траверсе Нордкапа пришлось ожидать попутного ветра, и этот, казалось бы, пустячный случай придает его отчету особенную убедительность. Только один раз Отер уклоняется от истины, но делает это, безусловно, сознательно. Вот как это было записано с его слов: "Однажды он захотел установить, как далеко на север простирается суша". Это звучит убедительно, но вряд ли дело обстояло именно так. Отер не ограничился одной только попыткой. Исследователи усматривают в его словах уловку хитрого купца. Биармия была Северной страной золотого руна. Отер и не думал посвящать короля в тайны своей торговли, тем более не собирался рассказывать о сказочных пушных богатствах Биармии, которые, как моржовая кость во времена позднего средневековья, служили щедрым вознаграждением разочарованным искателям Северо-Восточного прохода. Мало того - Отер преувеличивает свои заслуги. Не он первый ступил на побережье Биармии. Это отметил еще Нансен. Норвежский историк Торфэус, опираясь на фольклорные источники, составил в 1711 году длинный список морских экспедиций, которые, начиная с третьего века нашей эры, отправлялись в Биармию. Его выкладки могли бы показаться не очень убедительными, если бы описания этой диковинной страны не сохранились в датских и исландских сагах. Как камни после захода солнца отдают тепло, накопленное днем, так современные географические названия помогают нам раскрыть тайны далеких времен. В древних сагах этот полуостров упоминается под названием Коларне, а город, в котором сейчас вот-вот зажгутся первые огни, своим именем указывает на обитателей Севера - нурманнов, от которых на протяжении долгих веков образовалось название Мурман, Мурманск. Гандвик, о котором говорится в древних рунах викингов, - это Белое море. В скальных пещерах на его побережье жили великаны-{29}оборотни из племени яттаров. В представлении первых мореплавателей эта страна была столь же мифической и магической, как полночные страны для древних эллинов. По мере того как она раскрывала свои тайны, очарование неизвестности отходило все дальше и дальше, на восточный берег Гандвика, на земли Биармии, может быть, до Югорского Шара и Северного Урала, точно так же, как в наши дни мистический нимб загадочности отступил в неведомые просторы галактики, которые обычно так охотно населялись кровожадными оборотнями и козлоногими аргиппеями. Как в былые времена, мы и теперь изгнали туда, на пограничные рубежи человеческого познания, неведомые нам первопричины уже решенных проблем, начиная с зарождения жизни и кончая антиматерией - этим поглощающим корабли липким туманом, в котором воздух, вода и минералы смешиваются в первозданном хаосе, если воспользоваться образом, созданным прародителями Густава Наана*. Человек за последние тысячу или даже пять тысяч лет изменился меньше, чем мир, его окружающий. Был здесь и свой северный Вавилон, где страны восходящего солнца протягивали руку странам заходящего солнца и в мошнах смешивались золото сасанидов, динары вандалов и дирхемы арабов. Калмакари, или Холмгард, как называли это торжище, находился на реке Двине, возле устья притока Пинеги, на расстоянии двухдневного пути от моря. После Отера торговые и разбойничьи походы в эти края уже точно документированы: в 920 году здесь появился Эйрик Блёдокс - Кровавая Секира; в 965-м - Харальд Графелд - Серый Кафтан, в 1026-м - Торе Хунд, в 1090-м - Харальд Магнуссон и так далее, пока крушение скандинавской военной демократии, славянская колонизация и монголы, захватившие Биармию, на целых три века не закрыли на засов этот торговый путь. Во всяком случае, папский легат Иоанн Плано-Карпини, в 1246 году посетивший хана Гуюка в столице его огромной империи, расположенной в Центральной Монголии, Каракоруме, сообщал, что монголы собирают налог пушниной с самоедов, живущих по берегам Ледовитого моря. Запомним его слова: ведь это первое упоминание о наших далеких предках в западноевропейской научной литературе. Нить жизни древнего Холмгарда на этом, однако, не прерывается. Черпая новые силы в славянской колонизации, он превратился в важнейший центр речной торговли под названием Хол-{30}могоры. И только в 1584 году, после того, как в устье реки Двины была заложена первая морская гавань Московии, после того, как англичане вторично открыли северные торговые пути, судьба города была решена. Победителем стали Новые Холмогоры, будущий Архангельск.