Петр Меркурьев-Мейерхольд - Сначала я был маленьким

СЕРЕДИНА КНИГИ...

Как жаль, что потребность писать воспоминания, как правило, приходит к человеку, уже жизнь сделавшему, на будущее не рассчитывающему.

Есть, конечно, исключения - Булгаков, например. Он жизнь свою в литературе прошел от беспечной старости к мудрой юности. До детства не дожил - не дали. Два взаимоисключающих понятия: "впасть в детство" и "дожить до детства".

Начав писать эту книгу как воспоминания об эпизодах в хронологическом порядке, пытаясь восстановить всю "цепь событий", или хотя бы, если не восстановить всю цепь, то оставшиеся в памяти ее звенья разложить в те ячейки длиннющего транспортера, который именуется в одном случае - Жизнь, в другом - Время, в третьем... А черт его знает, как он, транспортер этот, именуется в третьем случае. Но, как мне кажется, ни одно из этих названий не соответствует "предмету". Если назвать его "Жизнь", то резонно встает вопрос: а чья жизнь? Моя? Но ведь я пишу не о жизни, не о биологическом существовании, не о тех 2 030 786 000 ударах неутомимого сердца, длящего мои физические возможности. Да и не о себе вовсе пишу я! О впечатлениях - а впечатления-то мои, но не о себе! Значит, пишу не о жизни, да и не о Времени, которое по сути своей нематериально. Но оно отражает (или вмещает? Не знаю, как выразиться) те события, которые химическая реакция, именуемая памятью, запятнала в моем мозгу. И, видимо, очень стойкие красители у этой химической реакции, очень стойкие красители у тех событий, что химчистка по имени "Время" их не берет! И даже такая универсальная, казалось бы, химчистка, с фирменным названием "Склероз", возвращает материю души с извинениями: "Простите, но обратитесь к Смерти - она это отмоет, отчистит, следов не оставит".

Так вот и ходим до самой смерти своей с пятнами памяти. Иногда эти пятна "садятся" друг на друга, тогда происходит смещение времени, начинаем путать, что когда произошло, спорим между собой, и утверждаем, что "случилось это "пятно" тогда, когда еще Агафья Федосеевна не ездила в Киев..."

Некоторые люди ведут дневник. Кто его знает, нужно это или не нужно. Дневник дневнику - рознь. Конечно, от "сия дыня съедена такого-то числа" до "лежу в гошпитале, болею гонорреею", от "сегодня нас посетил душка-князь" до искренних танеевских откровений дистанция огромных размеров.

Я вел дневники. Но очень давно. Сейчас смешно их читать - описываются случаи, ничего не значащие, событиями не ставшие, а в то же время совершенно пропускаются события, про которые потом говоришь: "Великое видно издалека".

Наше сегодняшнее - лишь повод для завтрашних воспоминаний, и, видимо, стоит фиксировать это сегодняшнее, чтобы, перечитав завтра, осмыслить и написать. Ведь "завтра" никогда не наступает, кроме тех случаев, когда, миновав "сегодня", превращается во "вчера". Но осмыслить, прочитать "вчерашний день" надо уметь... А то вот читаю папины дневниковые записи в его верных "подружках-книжечках", расшифровываю их, но толковать-то их уже приходится мне самому - не всегда в отцовских односложных определениях есть оценка зафиксированного события.

Сегодня, когда я пишу эти строки, мне 55 лет. Это - свыше 21 тысячи дней. Если каждый день - страница (а, в сущности, ведь каждый день жизни заслуживает хотя бы страницы), то книга должна составить свыше 21 000 страниц! Это сколько же томов! Да и кто будет читать такую книгу? Даже великий роман графа Льва Николаевича "Война и мир" не превышает двух тысяч страниц. А сколько людей в России не сумели одолеть этот роман с первого раза! А сколько людей не сумели его одолеть вообще! А сколько людей и вовсе не приступали к нему. Потому моя самонадеянность здесь не к месту, и не буду мучить читателей - не буду заставлять читать дневники моего папы (тем более мои) целиком. Папины дневники будут опубликованы в выдержках, а свои и вовсе оставлю в покое. Пусть лежат! Если после меня они кого-то заинтересуют, пусть тогда их и прочтут. А нет - так им и надо.

А сколько дней провалились в пустоту, в ничто... Сколько дней невозможно восстановить в памяти вовсе. Зачастую бывает так, что за один день происходит масса интереснейших событий, встреч, разговоров. А день закончился - и вспомнить не можешь, что же сегодня произошло.

Во всех исследованиях, рецензиях про Меркурьева говорят: "великий русский актер", "истинно русский характер". Что есть "русский актер", что есть "русский характер"? В каком это смысле "русский". По крови, что ли?

Александр Сергеевич, величайший из поэтов русских, кто он был по крови? А Лермонтов? Этот изысканнейший шотландец? Ведь никто не станет отрицать, что он русский поэт? А Тургенев, Турген-хан то есть? Боже правый, какой у него русский язык! Кто еще может похвалиться таким русским, подлинно русским литературным языком? Да кого ни возьми, за исключением разве что Ломоносова, чистокровно русским не назовешь! Да и откуда кровям этим чистым взяться было? Я уж и не говорю о трехсотлетнем иге татарском! А многолетние связи торговые да политические с иноземцами всякими - что, могли они пройти бесследно для нации в том смысле, в котором мыслят ее русофилы? Да нет, боже мой!