Петр Меркурьев-Мейерхольд - Сначала я был маленьким

Однажды нам сообщили о том, что у Соллертинского в Доме кино состоится доклад о западной драматургии. Мы отправились послушать. Лектор очень увлекательно рассказывал о Тирсо де Молина, о Лопе де Вега. В частности, он сказал, что комедия Лопе де Вега "Путаница", к сожалению, еще не переведена. Когда он кончил, Вас Васич попросил слово. Соллертинский с радостью предоставил Меркурьеву возможность выступить и был поражен его сообщением о том, что "Путаница" переведена и поставлена у нас на курсе. Меркурьев пригласил всю публику на будущий выпускной спектакль. Когда мы возвращались домой, Иван Иванович подробно расспрашивал, кто дал нам эту пьесу. А ее принес какой-то человек (сейчас уже не помню кто) и предложил поставить у себя на курсе эту "забавную вещицу". В трамвае завязалась интересная беседа и о драматурге, и о пьесе, и о характерах, и, конечно же, о будущем спектакле. Соллертинский был блестящим, энциклопедически образованным человеком, в совершенстве знал почти двадцать иностранных языков, обладал феноменальной памятью. Но общение с ним было легким, так как он никогда не подавлял собеседника своей эрудицией и был очень заинтересованным, эмоциональным слушателем.

С Соллертинским Меркурьева сближала любовь к музыке. Василий Васильевич очень тонко чувствовал искусство музыки. Очень любил Меркурьев Шаляпина, преклонялся перед гением Шостаковича, старался не пропустить ни одной премьеры его симфоний в исполнении Мравинского. Перед мастерством Мравинского он просто благоговел. Как-то, когда мы вернулись с исполнения Пятнадцатой симфонии Шостаковича, Васич сказал: "Я бы всех наших актеров заставил ходить на концерты Мравинского, чтобы они поняли, что такое настоящий актерский ансамбль". Когда в 1966 году Шостакович лежал в Ленинграде с инфарктом, мы с Василием Васильевичем навещали его в больнице.

Из композиторов Меркурьев очень любил Глинку, Рахманинова, Шопена, Бетховена.

В детстве Меркурьев пел в церковном хоре, потому сохранилась у него любовь к хоровому искусству. Очень обрадовался он, узнав в 60-х годах, что снова исполняются сочинения Бортнянского, Березовского, Архангельского, и ходил на концерты, восхищаясь мастерством дирижера Юрлова...

25 января 1940 года у нас появилась дочка Екатерина, названная так в честь "тети Кати" - Е. П. Корчагиной-Александровской. Лето мы провели на даче, много гуляли, беседовали. В разговорах - куда же денешься! - то и дело возвращались к проблемам театра. Меркурьев мечтал сыграть Отелло. Он воображал и даже изображал его доверчивым, нежным, не забывая о мужественности его характера. Эта мечта сопутствовала Меркурьеву всю его жизнь.

А осенью я уехала организовывать театр в Южную Осетию и пробыла там вместе с девочками до лета 1941 года. Начало Великой Отечественной войны нам пришлось встретить врозь. Меркурьев рассказывал, что 22 июня в театре играли спектакль "В степях Украины" - спектакль смешной, веселый. Но глубокая тревога охватила актеров - "мы играли очень грустно".

В Ленинград мы пробирались с большими трудностями. За одиннадцать суток мы совершили тринадцать пересадок. Наконец, знакомая деревянная лестница. Нам открыла мама Василия Анна Ивановна и сообщила, что Вася дежурит на крыше Пушкинского театра. Оставалось терпеливо ждать его возвращения. Пришел Вася. Встревоженный, но по-прежнему ласковый, подошел к кровати девочек, с любовью посмотрел на них и сказал, что напрасно я уехала из Южной Осетии. Я то и дело возвращалась к повествованию о нашем трудном пути домой. Васенька, выслушав мою эпопею, сказал:

- Вот без меня ты энергичная, смелая, а так предпочитаешь прятаться за мою спину.

На что я ему резонно отвечала:

- Да, спина у тебя достаточно широкая, а главное, ты позволяешь мне "прятаться" за нее.

В Ленинграде в первые дни войны шла интенсивная трудовая жизнь. Но для нас она была прервана извещением об эвакуации театра и института. Нам с мужем предложили ехать в Новосибирск. Меркурьев очень страдал, что он не на фронте: его забраковала медкомиссия (обнаружились незарубцевавшиеся туберкулезные очаги в легких - он лечился от туберкулеза много лет; окончательно эта хворь отстала от Васича после войны), а, кроме того, театр категорически настаивал на том, чтобы он остался в труппе. 20 августа, собрав свой нехитрый скарб, а в основном детей (их у нас было уже шестеро к двум нашим дочкам присоединились, как я уже говорила, трое ребят Петра Васильевича и еще дочка другого брата Василия Васильевича - Ирочка), мы вместе с другими актерами театра тронулись в дальний путь на восток.