Вальтер Скотт - Дедушкины рассказы. История Шотландии с древнейших времен до флодденского сражения 1513 года.

«Почтенный старец Вальтер Л’Эспек тоже взошел на повозку, где был укреплен Святой Стяг, и обратился с речью к окружавшему его морю ратников. Он напомнил им о славе их предков и описал зверства шотландских завоевателей. «Ваше дело правое! Вы отстаиваете самих себя! Клянусь, — вскричал он, хватая за руку графа Албемарльского, — клянусь, что разобью сегодня шотландцев или сгину». — «И мы клянемся», — вскричали теснившиеся вокруг него бароны». — Xейлз, т. I, стр. 90.

«Галловейцы побросали оружие. Лотианцы, островитяне и все, кто входил в третье подразделение, побежали, не попытавшись обороняться. Король спрыгнул с коня и сам повел на помощь пехоте второго подразделения резервные силы. Однако шотландцы, брошенные столькими своими товарищами, совсем пали духом и обессилели. Вельможи, находившиеся при королевской особе, поняв, что битва безнадежно проиграна, убедили и даже заставили Давида отступить. Беглецы, увидев гордо поднятый королевский штандарт, сбились вокруг него в большую кучу и сумели дать отпор преследовавшим его победителям. Эта незабываемая битва разыгралась 22 августа 1138 года». — Xейлз, т. I, стр. 108.

«Уладив все внутренние дела своего королевства, он обустроил себе резиденцию в Карлайле. Утром 24 мая 1153 года его нашли мертвым с молитвенно Сложенными руками». — Xейлз, т. I, стр. 91.

«У Альдреда, — говорит лорд Хейлз, — можно найти много любопытных, хоть и случайных сведений о привычках и частной жизни Давида. При осуждении самого злостного преступника его лицо выражало глубокое сочувствие; и тем не менее, не поддаваясь искушениям своей мягкой натуры, он всегда поддерживал справедливую жесткость правосудия. Его покои были постоянно открыты для просителей, так как он не имел ничего тайного, кроме Совета. По определенным дням Давид сидел на крыльце своего дворца, выслушивая и решая дела бедняков. Он занимался этим, вероятно, затем, чтобы ограничить произвол низших судей, процветавший в те распущенные времена. Однако предположить, что он вершил суд в пользу бедных, значило бы обвинить мудрого и доброго человека в откровенной пристрастности. Не принимая иск бедняка, Давид пытался убедить его в справедливости своего приговора: попытка столь же благородная, сколь и тщетная! На закате он распускал всю челядь и в уединении размышлял

о своем долге перед Богом и перед людьми, а на рассвете вновь возвращался к трудам. Для разминки король охотился, но никогда ради развлечения не откладывал дела. «Я видел, как он, — свидетельствует Альдред, — соскакивал с коня и скидывал охотничье снаряжение, когда кто-нибудь, даже самый ничтожнейший из его подданных, умолял об аудиенции». Иногда Давид коротал часы досуга в своем саду, ухаживая за растениями и находя философское удовольствие в прививании деревьев глазками или черенками». — Анналы, т. I, стр. 109— 110. — Быоканан, чьи взгляды считаются антимонархическими, говорит,- «Ни в каких утопиях самых ученых и изобретательных мужей не найти более совершенного образчика доброго государя, чем в описании правления короля Давида I». — История, кн. VII.

У и н т о у н. Хроники, кн. VII, ст. 3619 и далее.

Она умерла в сентябре 1290 года на одном из Оркнейских островов, не добравшись до Шотландии, куда направлялась на коронацию.

«Бальоль объяснил это следующими причинами: 1. Что Эдуард без всякого основания, а лишь по малейшему подозрению, вызывал Бальоля в свои суды; 2. Что он присвоил его английские поместья; 3. Что он присвоил его добро и добро его подданных; 4. Что он силой увел и до сих пор удерживает некоторых уроженцев Шотландии» (Апрель 1296 г.). X е й л з, т. I, стр. 288.

Ф о р д е н, кн. IX, стр. 18 (Gesta Annalia LXXXVI).

«По преданию, этот магический камень был привезен из Ирландии Фергюсом, сыном Эрика, приведшим кельтов-далриадян к берегам Аргайлшира. Его чудодейственные свойства увековечены в знаменитом леонинском стихе:

который можно переложить так:

Некоторые шотландцы увидели исполнение этого пророчества в восшествий на английский трон Якова VI и злорадно кричали, что, перевезя к себе этот талисман, Эдуард повторил ошибку троянцев, запустивших в свою цитадель троянского коня, от которого и погиб их королевский род. Камень до сих пор жив и образует подножие трона короля Эдуарда Исповедника, на который государь садится во время коронации, и, независимо от предсказания, все еще до конца не осуществившегося, представляет собой очень любопытный памятник седой древности». — Сэр Вальтер Скотт. Ларднер, т. I, стр. 67.