Елена Штаерман - Кризис античной культуры

Но все же политика Августа находила положительный отклик среди мелких и средних землевладельцев, считавших, что Август выступает против испорченных нравов нобилитета. В этом духе продолжалось начатое еще Саллюстием обличение богатства и богачей, нажившихся неблаговидными способами за счет притеснения маленьких людей. Тема эта на все лады разрабатывалась философами, поэтами, авторами сборников риторических упражнений. Кое-что здесь заимствовалось из речей популяров конца республики, но без их острой социальной направленности. Обличаемые богачи были уже не реальные представители нобилитета, а некие абстрактные фигуры. Если они конкретизировались, то представали обычно в образе разбогатевшего выскочки-отпущенника, удобной и безопасной мишени насмешек и благородного негодования. Кроме того, если выпады против крупных собственников у популяров сочетались с призывом к плебсу восстать против их власти, то теперь этот мотив начисто отпал. Напротив, испорченность нравов служила одним из оправданий сильной императорской власти: порочные люди не могут сами собой управлять, их должен обуздывать полновластный глава государства. Имущественное неравенство стало трактоваться уже не как социальное, а как моральное зло, против которого борется сам император, ратуя за добрые нравы. Как и в вопросе о суверенитете народа лозунг сохранился, по его социальный и политический смысл нейтрализовался общей направленностью социальной демагогии.

Центральной, объединяющей все остальные элементы официальной идеологии идеей была идея величия и вечности Рима и его провиденциальной миссии, слившейся теперь с миссией самого Августа, — господствовать над всеми народами, принося им счастье и мир. «Непобедимый император» и «вечный Рим», начиная с правления Августа и во все время существования империи, были основой ее официальной системы ценностей. Им воздавался почет, их культ принял в Италии и западных провинциях форму культа гения живых и обожествленных умерших императоров, а на Востоке, издавна привыкшем к царям-богам, — форму культа правящего государя. Для обслуживания императорского культа создавались специальные коллегии, так или иначе включавшие все слои населения, от самых знатных до отпущенников и рабов. С императорами и их женами стали отождествлять различных богов и богинь, именовавшихся теперь Августами и Августами. Уже об Августе рассказывали, что он был сыном Апполона. Постепенно учение об изначально высшей, божественной природе тех, кого боги избрали для того, чтобы возвести на престол и сделать своими наместниками на земле, все более укреплялось. Отправление императорского культа во всех его формах стало пробным камнем лояльности подданных, от которых требовалось уже не только исполнение обрядов, но и искренняя вера. Неверие в вечность и божественность императора и Рима стали трактоваться как государственная измена, «оскорбление величества». Связь императоров с религией подчеркивалась и их титулом («Август» — «возвеличенный божеством») и принимавшимся всеми ими званием великого понтифика, т. е. верховного жреца, главы культа.

Оформившаяся таким образом, в значительной мере по инициативе Августа, официальная идеология во многом предопределила дальнейшее развитие духовной жизни общества. Утверждая вечность установленного Августом строя, осуществившего надежды и чаяния всех сословий, всех жителей римской державы, апеллируя вместе с тем как к незыблемому идеалу к прошлому, к «предкам», она как бы отрицала возможность всякого движения вперед, всякого прогресса, а следовательно, и лишала жизнь истинной цели, ибо единственной целью и долгом становилось служение раз и навсегда застывшему целому, столь совершенному, что ни в каких дальнейших усовершенствованиях оно уже не нуждалось. Кроме того, то место, которое занял теперь императорский культ, придало религии такое значение, какого она ранее в античном мире не имела. Теперь и признание существующего строя, и оппозиция ему так или иначе должны были принимать религиозную форму, а сама религия, чем далее, тем более, становилась центром духовного творчества, начинала возглавлять все сферы его деятельности и определять их направленность.

Однако все это в полной мере сказалось лишь впоследствии. При Августе, в той или иной мере удовлетворявшем интересы значительно более широких кругов, чем это делало сенатское правительство конца республики, официальная идеология имела не только многочисленных искренних сторонников, но и выдающихся глашатаев среди поэтов и писателей, сделавших время его правления «золотым веком» культуры империи.