Макар Бабиков - Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

Агафонов со связным пошел на крайний левый фланг, к Бывалову, посмотреть, нет ли там опасности, не осталась ли какая лазейка, через которую можно подобраться к нам вплотную или даже оказаться у нас за спиной. Если японцы и не предпримут сейчас новую атаку — ночь надо держаться, не сомкнув глаз. Зазеваешься — и поминай как звали. Бойцы крепятся, держатся, стараются отогнать сон, но через силу — уж очень они измотались.

Возвратился Семен и доложил, что за участок Бывалова беспокоиться не надо. Посоветовались с ним, как быть, и решили попеременно ходить по отделениям, проверять людей, чтоб кого-нибудь не сморило изнеможение. Да и нам с ним тоже не легче. Голова у меня болит, рана под повязкой ноет.

Походили мы так с час, видим, что надо находить что-то другое. Семен предложил менять людей местами: перемещение бодрит, к новому сектору приходится заново присматриваться, прислушиваться, осваивать участок.

После полуночи стало держаться совсем невмоготу. Веки сами собой закрываются даже на ходу. Когда прохожу по цепочке взвода — вижу, что почти все курят, стараются табаком поддерживать бодрость. Приказал передать по отделениям, чтобы матросы по очереди подремали. Оставив в группах дозора по два человека, остальным улечься поблизости и поспать. Договорились с Семеном, что и мы прикорнем поочередно.

Укрывшись за бетонным бордюром по обочине шоссе, мы с Дмитрием Соколовым лежим в отделении Степана Овчаренко. Оставив за себя Петра Карачева, Дмитрий пошел отдохнуть. Но, говорит, не спится, что-то беспокойно на сердце, вот и прилег рядом с нами. Тут же два молодых краснофлотца — Влас Никулин и Семен Хазов. Никулин спрашивает:

— А не могли японцы отойти из города по другим дорогам?

— Отчего же… Без имущества и без тяжелого вооружения могли и воспользоваться каким-нибудь путем в обход, — объясняет Овчаренко.

— Едва ли, — сомневается Соколов. — Скорее всего они сейчас собираются с силами, приводят себя в порядок.

— Пожалуй, следует ожидать, что утром они опять навалятся на десантников, — поддерживаю я Соколова.

— Поспел бы к этому времени первый эшелон, — высказывает теплящуюся у всех мысль Хазов.

Смотрю я на него и на Никулина и невольно сравниваю с собой: вот такие же «зеленые» и мы были, когда начинали войну. Только нам было куда труднее, чем им: рядом с нами тогда не было набравших опыта боевых товарищей, вооружены мы были куда хуже. Нам, кто постарше и поопытней, надо помочь им овладеть наукой разведки.

Никулин русоволос, светлоглаз, с широким русским лицом. Среднего роста, плотный, точно литой, немного неуклюжий и чуть медлительный. Рассудителен, нетороплив в разговоре, больше слушает и ждет, что скажут другие.

Хазов смугл, черные волосы обычно зачесаны на пробор. С небольшим восточным разрезом смородинные глаза его долго не задерживаются ни на ком, постоянно перескакивают с одного собеседника на другого. Фигура жилистая, сухопарая, но крепкая, как бы свитая из мышц. Он порывист, горяч, часто пытается вставить свое слово в речь товарища или даже старшего.

Двое их, таких горячих, моментально вспыхивающих, с бьющей через край энергией в отделении Степана Овчаренко — Семен Хазов и Костя Джагарьян. Оба, как говорят о них в отряде, «заводятся с полоборота». И сейчас Хазов нет-нет да и пытается вклиниться в разговор. Неторопливый и немногословный Овчаренко быстро умеет их охладить. Попади они к Тихонову — ходить бы им постоянно с наказаниями за свой заводной характер.

За разговором не заметили, как прошло почти полтора часа. Подошел Агафонов, говорит, что поспал, теперь подежурит. Я отошел чуть в сторону, завернулся в палатку и задремал.

Ночь прошла, занялась заря. Рассветает, видно все отчетливее и дальше. Около 5 часов утра. Поднявшийся за ночь над рекой и низиной небольшой туман почти совсем рассеялся. Солнце вот-вот вынырнет из моря.

Мы с нетерпением ждем прихода подкреплений. Поступившая недавно из Владивостока радиограмма обрадовала, что первый эшелон должен прибыть в Чхончжин часам к пяти-шести утра.

Из отделения, укрывшегося в дозоре на другой стороне шоссе, прибежал Архип Фетисов. Соколов послал его доложить, что до роты японцев выше по течению, примерно метров за восемьсот, за километр, переправляются вброд на левый берег реки Сусончхон.

Вместе с Агафоновым бежим к Соколову. Связного послал донести Леонову о том, что японцы начали форсировать реку. Отделение Соколова застаю взбудораженным. Ребята показывают на японцев, которые почти по грудь в воде прошли больше половины реки и совсем приблизились к берегу. Пока мы располагались в укрытиях и подтянули пулемет, японские солдаты начали выходить из воды и, сразу рассыпавшись по берегу, укрылись в густых прибрежных зарослях не то камыша, не то кукурузы или гаоляна.