Макар Бабиков - Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

— Пиши новую радиограмму. Продукты на исходе, в маршрут идти не с чем.

Ответ на нее готовили в Полярном дольше, пришел он через шесть часов. Им сообщили, что продукты и все нужное сбросят, куда они укажут. На марше держать связь по расписанию.

Последняя надежда на скорый возврат домой исчезла.

— Давай, Саша, поедим, потом будем думать.

Развели костерок, вскипятили воды, разогрели консервы. Плотно покушали. Впервые за едой сидели молча. Каждого угнетали думы о нежданном задании. Рассудок не мог смириться с приказом.

После еды опять разложили карту. Неторопливо стали выбирать маршрут, вглядываясь в сопки, лощины, ручьи и речки, прикидывая, куда идти, чтобы миновать селения, дороги, посты.

С тоской и горечью начали разбирать имущество. Теперь его было меньше, но для похода полагалось отобрать только самое необходимое. Не обойдешься без продуктов, нужны батареи к рации, при себе должны быть автомат, пистолеты с патронами, гранаты. Понадобятся плащ-палатки.

Котелок, изношенную одежду, немного продуктов, что не втиснулись в рюкзаки, сложили в кучу и сожгли.

Начался трудный переход. Брели по неглубокому снегу. Местами было скользко, на откосах наледи, шагать приходилось осторожно. Вырубили посошки. Руки и ноги непрерывно находились в деле: то из одной в другую посошок перекидывали, то автомат придерживали, то рюкзак или подсумки подправляли.

Перед утром прошли через свою старую базу. Хотя ее припорошило снегом, но чувствовалось, что кто-то тут побывал.

Задерживаться не стали.

От материковой вершины Оксе-фьорда пошли берегом ручья. Он через порожки, как через ступеньки, взбирался к своему истоку на юго-востоке, откуда был почти прямой путь к узенькому перешейку с Нордкина на материк.

Прошагали маршем двадцать километров с двумя малыми привалами. Устали основательно. Рассвело. Устроили себе большой дневной привал.

Как только сгустились сумерки, снова отправились в путь. Рассчитали, что перед утром должны проскочить перешеек и выйти в горы на материке. Там надеялись надежно укрыться и опять днем отлеживаться в ожидании вечерней темноты для очередного марша.

Этот бросок тоже удался. Перешеек пронырнули в темноте. В домах хуторочков справа и слева не светилось ни одно окно.

Подъем на гранитный скат за перешейком оказался крутой, тяжелый. Почти отвесные спуски с него обращены к северу, их залепило снегом, местами потеки талой воды протянули длинные, на несколько метров наледи. По ним еле-еле вскарабкались наверх. Прошли еще километра полтора и опять остановились на привал.

От Зунд-фьорда ушли почти на полсотню километров. Впереди было более трехсот.

— У меня не выходит из головы, зачем нас отправили пешком? — После того как подготовили себе в кустах лежанку из нарубленного лапника, Чаулин заговорил с Чемодановым о том, что было в мыслях каждого.

— Я тоже ничего не понимаю. С моря подойти хотя и опасно, но можно.

— Может быть, решили дать нам новое задание на марше? С кем-нибудь связаться или кого-нибудь выручить?

Но доводы эти казались не очень убедительными.

Шли по маршруту день за днем. Селения попадались все чаще. Обходили их стороной. Видели и людей, но встреч с ними избегали. Еще через два дня перешли дорогу, что протянулась от Киркенеса к западному побережью Норвегии вплоть до Тромсё. Перескочили ее ночью, когда у шоферов наступала пауза на отдых и машины не ходили.

Повернули на юго-восток. Снегу стало меньше, он лежал местами и неглубоким слоем. Идти легче, сапоги намокали не сильно, на привалах их удавалось проветрить, подсыхали и портянки: их сушили на ходу, подвесив к рюкзакам.

Автомобильная дорога пробегала недалеко, на привалах разглядывали ее в бинокль. Груженые машины катились на запад с короткими перерывами. Иногда их считали. Об увиденном и замеченном радировали на базу.

Проходили за сутки километров по тридцать, иногда и более, если путь оказывался не очень тяжелым, не было крутых спусков и подъемов, переправ через большие ручьи и глубокие речки. Холмы от Лаксе-фьорда до Тана-фьорда невысокие, покатые, поросли густыми зарослями кустарника и ветвистыми искривленными деревьями. Без особой боязни шли через них и днем. На марше почти не разговаривали.

С каждым километром приближались к Сер-Варангеру. Селения встречались все чаще, граница со Швецией суживает проход до моря в узкую горловину, прижимая шоссе к берегу фьорда.

В тундре и перелесках было людно. Разведчики опасались всякого глаза, но особенно остерегались охотников: ведь разрешения на оружие давались только тем, кто был в доверии у полиции и в чести у немецких властей.