Отто Вайдингер - Товарищи до конца. Воспоминания командиров панцер-гренадерского полка «Дер Фюрер». 1938–1945

Этот не имеющий аналогов закон вызвал среди заключенных волну возмущения. Даже в самой Франции раздавались голоса, которые подвергали резкой критике этот имеющий обратную силу закон о коллективной вине.

Между тем к нам прибыла еще одна большая группа фронтовых товарищей из нашей дивизии.

Постепенно становилось ясно, с каких точек зрения, по мнению французской стороны, должно проводиться предварительное следствие.

Бывшим военнослужащим дивизии СС «Дас Рейх» ставились в вину все так называемые «преступления», которые были совершены в Южной Франции на определенном расстоянии от мест дислокации подразделений дивизии. И теперь военнослужащие должны были доказывать, что они лично не принимали в этом участие. Такое «перевертывание бремени доказывания» явилось прямым следствием того обстоятельства, что в Нюрнбергском приговоре войска СС были объявлены преступной организацией.

Что же касается марша дивизии в Нормандию, то была установлена полоса ответственности шириной около 30 километров по обе стороны от маршрута движения. И в этой второй части предварительного следствия французы исходили из того же утверждения: все боевые действия, которые в известное время велись в этом районе, ставились в вину дивизии СС «Дас Рейх» как так называемые «преступления». И в этом случае каждый военнослужащий дивизии в отдельности должен был доказывать свою невиновность. Под «преступлениями» военный трибунал понимал практически все военные действия, которые велись против военных баз маки. При этом каждый сгоревший дом рассматривался как поджог, а каждая смерть среди партизан маки или мирного населения – как убийство в соответствии с Гражданским кодексом. Однако при таком подходе военный трибунал совершенно упускал из виду, что по заявлению командования вооруженных сил союзников к моменту выступления дивизии они признали партизанские отряды в качестве французских регулярных частей и тем самым боевые действия против них подпадали под понятие регулярных боевых действий.

Два года спустя, в течение 1950 года, наконец начались собственно допросы. Из французского города Перигё регулярно привозили военнослужащих дивизии, разбитых по подразделениям. Всякий раз мы радовались встрече со старыми знакомыми.

В течение многих недель ежедневно проводились допросы. При этом заключенные пользовались услугами французских адвокатов. Благодаря оплате их услуг, которую взяло на себя Центральное ведомство правовой защиты в Бонне, французские адвокаты, действовавшие сначала как защитники, назначенные судом, стали добровольно выбранными защитниками.

Время от времени эти адвокаты выражали в беседах со своими клиентами, немецкими заключенными, свое удивление по поводу позиции, занятой правительством Федеральной Республики Германии (ФРГ была образована в сентябре 1949 г. на территории зон оккупации западных союзников – США, Великобритании и Франции. В ответ на территории советской зоны оккупации была провозглашена ГДР (которая вошла в состав ФРГ в октябре 1990 г.). – Ред.), которое хотя и поддерживало материально и финансово своих сограждан, находящихся под следствием во Франции, однако ни разу с момента своего существования не потребовало от французского правительства вернуть пленных немцев на их родину. Такой шаг любого правительства рассматривался бы как само собой разумеющийся. И сами заключенные отказывались понимать такую позицию правительства ФРГ в этом вопросе.

Что же касалось материальной стороны дела, то правительство ФРГ поддерживало немецких военнопленных, находящихся во французских тюрьмах и лагерях начиная с 1949 года. Каждый военнопленный ежемесячно получал 1000 франков, что составляло около 12 немецких марок. Кроме того, несколько раз пленным раздавалось нижнее белье, и каждый получил также новый гражданский костюм и одну пару туфель.

Однако особых заслуг в благородном деле заботы о заключенных добились два немецких священника: евангелистский священник Фридрих и католический пастор Прокоп. Оба священника сделали очень много, чтобы смягчить душевную боль заключенных, и, кроме того, они были единственной ниточкой, связывавшей узников с Германией. Мы навсегда останемся благодарны им.

Пастор Фридрих подорвал свое здоровье в этом многолетнем изнурительном труде. Он вернулся в Германию совершенно больным человеком и умер в стенах своей родной общины через несколько лет после окончания своей благородной миссии.